Он подпрыгнул. Звук раздался внутри Машины. Голову заполонили картины, как шестерёнки сотнями зубов схватили Дасти за хвост, провернули внутрь и размололи на кровавые кусочки.
Олео пятился от крыс всё дальше и дальше и надеялся, что Дасти скоро уже закончит.
Олео навострил уши. Дасти, кажется, вырвало?
БУМ!
Звуком продырявило цех, подменило один страх другим и разогнало крыс врассыпную.
– Добро пожаловать на золотые копи! – скрипуче произнёс человеческий голос.
Дверь на фабрику отворилась, и вошли двое мужчин. Олео замер. Дасти ведь говорила, что рабочие не появятся, пока солнце не покажется над горизонтом. Откуда они взялись?
Один из них нажал на кнопку у двери, и на потолке зачихали и ожили светильники. Олео стал пробираться к полкам, которые вели к окну, но понял, что оказался на виду, живо развернулся и юркнул под чёрный язык Машины. Крысы разбежались по углам и снова превратились в тени.
– Закончилась ваша смена, погань ползучая! – крикнул им вслед тот, что был с усами.
Другой – в шляпе – расхохотался.
Пока они шли к центру фабрики, Олео сильнее вжимался в темноту под языком. Он поднял морду к масляному брюху Машины. «Дасти!» – хотелось ему позвать, но страх взял его за горло, и вместо имени вышел просто воздух.
Усатый поднёс к хвостовому концу Машины какой-то мешок и повесил его под гнездом на странном железном дереве.
– На этой работе платят гроши, – сказал он. – Вот я и гребу сверху корм помаленьку да продаю друзьям. Они платят меньше. Я получаю больше. И никто не в накладе.
– Дасти! – опять попытался дозваться Олео, надеясь, что она услышит звук его дыхания. – Вылезай оттуда!
– У нас полчаса до сирены, – сказал усатый и подошёл к столу, усеянному кнопками. От основания стола к Машине бежали медные волосы. – Смотри. Пока не пришли рабочие, у меня будет полный мешок.
Он треснул кулаком по большой красной кнопке, и от оглушительного гула задребезжала вся фабрика, а у Олео треснули уши.
РРРРННННТТТТТ!
Машина начала просыпаться. Ржавая шкура затряслась, стеклянные глаза вспыхнули, оживая. Язык дрогнул и покатился, изнутри железные части со скрежетом набирали темп.
ТА-ДА… БАХ ТА-ДА… БАХ… ТА-ДА… БАХ…
Машина утробно завыла, густо наполняя воздух горячим железным ветром. Ритмичный стук превратился в лязгающий рёв.
ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ…
– Ай!
– Ты ничего не слышал? – спросила шляпа.
– Машина старая, – ответил усатый. – А владельцу плевать.
Олео съёжился под бегущим языком. Это ведь Дасти кричала. Машина схватила её шестерёнками, это точно. Ему надо выбираться отсюда. Удрать, пока Машина не слизнула его языком и не укатила в разверстую глотку.
– Ну, порадуемся утречку, а машина всё сделает сама, – сказал усатый, уводя шляпу к выходу.
Олео не раздумывая метнулся за людьми, к свету в открытой двери, где лёгкий ветерок обдавал прохладой, а воздух не рассыпал оглушительные ритмы. Прямо сейчас эти ритмы переваривали Дасти…
ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ…
Не добежав до выхода и половины, Олео пустил лапы юзом и остановился. Потом оглянулся и посмотрел на разверстую пасть Машины, на её крутящийся язык, на пылающие глаза. Когда он покидал Ферму, у него не было выбора. Лисы не хотели его слушать.
Дасти думает, его сделали, чтобы служить людям? Что ж, он себя покажет.
Олео побежал назад, запрыгнул на движущийся язык, и его унесло внутрь Машины.
3
ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ!
ОЛЕО С ШУМОМ нёсся в железную глотку, в путаницу проводов и тьмы. Ритм наступал на него отовсюду, вибрировал даже в костях.
ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ!
Он прижал уши, подвернул хвост и смотрел только вперёд. Со всех сторон от него скрежетали, грохотали и лязгали шестерёнки. Он проехал мимо того места, где вытошнило Дасти.
ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ ТА-ДА БАХ!
Чёрный язык катил его всё глубже и глубже, серый свет в пасти Машины всё тускнел, и скоро уже почти ничего нельзя было разглядеть в двух хвостах перед собой.
Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш!
Та! Та! Та! Та! Та! Та!
Какие-то твёрдые капли хлынули сверху, замолотили по ушам. Олео даже взвизгнул. Он скосил глаза на высуну тый язык и увидел, что это сухие кукурузные зёрна, твёрдые, как град.