Фух. В этом вся мама. Но, главное, все в порядке, и можно не беспокоиться за ее здоровье. По крайней мере, сегодня.
— А просто позвать в гости никак нельзя?
Мать на другом конце трубки красноречиво фыркает, явно не собираясь утруждать себя ответом на это.
— Ма… А пирогов-то много? — уточняю, снова бросая взгляд на насторожившуюся блондинку.
— Много. И котлет тоже. Так что можешь на все выходные, — тут же довольно отвечает мама, а я одной рукой нащупываю маленькую ладошку Авроры.
— На все выходные никак не получится, мам. Но, можно, я приеду не один?
Тишина на том конце провода становится заинтересованной, и в какой-то мере напряженной.
— Не один?
— Угу.
— Тогда… Сейчас еще селедку под шубой настругаю, и домашней наливки достану. Жду.
Мама сбрасывает звонок, и я, стараясь сам не ржать, поворачиваюсь к Авроре.
— Я не поеду.
Паника в ее голосе похожа на растекающийся рожок, который вышел из-под контроля у ребенка. И теперь маленький человек никак не в состоянии справиться с ним, как бы ни слизывал стекающие капли.
— Да брось, — приподнимаю я брови, — чем еще занимаются парочки, как не ездят знакомиться с родителями?
— Мы не пара, Максим, — она паникует, кажется, совсем не понарошку, — и даже то, что между нами, длится ровно один день. Тебе не кажется, что нам в любом случае рановато знакомиться?»
— Ави, — я качаю головой, и покрепче сжимаю ее ладонь, — ты что, боишься мою мать?
Она смотрит с несчастьем в глазах, будто не знает, как сказать «Да» и не обидеть меня.
— Уверяю тебя, малыш, она не кусается. И уж совсем не обязательно говорить ей, что между нами и как. Она не настырная свекруха, которая полезет с длинным носом не в свое дело. А уж ее пироги и настойка… Уверяю, лучше ты нигде не попробуешь!
Ави беспомощно озирается, словно не знает, откуда взять поддержку, и тогда я пользуюсь запрещенным приемом.
Наклоняюсь, и провожу языком по сладким от сиропа губам, выбивая все глупые мысли из девчачьей головы.
Я хочу представить ее матери. Хотя бы потому, что от ее поистине рентгеновского взгляда покойный отец да и я никогда не могли ничего утаить. И, возможно, она поможет мне понять, как быть с этой девчонкой.
— Пожалуйста, — шепчу, глядя в помутневшие глаза своей крошки.
Она моргает, явно пытаясь сфокусироваться на вопросе, но я мешаю — кладу ладонь на ее колено, поглаживая и сжимая. А сам прикидывая, успеем ли мы хотя бы на час заехать домой.
— Только ради пирогов и настойки, — слышу полустон Авроры, и с победной улыбкой прошу счет.
* В машине Макса по воле Авроры играет песня Мари Краймбрери "Одинокий тип"
Глава 36
Аврора
Я не знаю, как соглашаюсь на встречу с мамой Макса при моей патологической пугливости сказать лишнее слово.
Нет, все в курсе, я не девочка робкого десятка. И даже не обычная тихоня, которая будет выглядывать из-за спины мужчины, боясь сразу показать предполагаемой свекрови на глаза.
Во мне нет такой проблемы, когда не знаешь, что сказать, но — парадокс! — это сейчас и пугает меня больше всего.
Ведь я могу прямо ляпнуть какую-нибудь колкость, и обидеть самого близкого Максиму человека. И если сам Орлов терпит мою эту особенность без каких-либо претензий (шуточные не в счет), то его мама вполне может обидеться, и вообще выгнать меня за порог.
И будет совершенно права, кстати.
Поэтому, когда мы с Максом заскакиваем в цветочный, я самолично выбираю нежно-голубые цветы в горшке, название которых продавщица произносит совершенно неповторяемо. Орлов с удивлением косится на обычный срезанный букет, но я отрицательно качаю головой.
Может, я где-то чокнутая, но ехать с мертвыми цветами в гости совершенно не согласна. И без сладкого, кстати, тоже.
— Но там же пироги к чаю, и куча всего еще, — приподнимает брови Орлов, когда я прошу зарулить в кондитерскую, но все-таки выполняет мою просьбу, не дожидаясь дальнейших объяснений.
Видимо, видок у меня и правда не очень, раз Макс так легко идет мне на уступки. Он даже позволяет снова включить свой плейлист в его машине, и всю дорогу мы молча слушаем русскую попсу вперемешку с известной иностранщиной.
Но в этот раз я не подпеваю исполнителям, а просто сижу, вжавшись в кресло, и пытаясь унять лезущие к волосам руки.
Плохая привычка — выискивать секущиеся кончики, когда особенно страшно, и с каждым поворотом все страшнее.
— Все будет хорошо, Аврора, — вздыхает Макс, выруливая к крепкому небольшому домику рядом с городом, с аккуратно высаженными по бокам цветами.
Я киваю, беру горшок в руки, нервно расправляю крупные лепестки, и выхожу из машины под звук лязгающих ворот.
— Максим! — смеется миниатюрная женщина, буквально выпрыгивая с тяпкой наперевес, — три часа ехали! Все давно остыло!
Она целует наклонившегося Орлов в щеку, обнимая его одной свободной рукой, и переводит взгляд на меня.
Судя по тому, как медлит женщина, я понимаю, что мне давали время выдохнуть. Бесполезно, сейчас, когда пара карих глаз просто впивается в мое лицо, становится совсем трудно стоять и не трястись, поэтому я поскорее спешу занять возникшую паузу.
— Это вам, — пытаюсь всунуть цветок, и женщина чуть неловко принимает его одной рукой.
— Красивый, — улыбается, оглядывая подарок, — Анастасия Константиновна.
— Аврора Вла…. Просто Аврора.
Боже, прикуси язык, пожалуйста.
Мама Макса кивает, и приглашает всех войти в дом, где уже накрыт стол как минимум на восьмерых.
— Будет кто-то еще? — шепотом спрашиваю у Макса рядом с раковиной, пока мы моем руки.
— Не-а, — он поворачивает голову, наклоняясь, чтобы коснуться моей щеки, — не стоит удивляться, мама всегда готовит с запасом. Вдруг гость окажется о-очень прожорливым.
Он со смехом смотрит на меня, и большим пальцем разглаживает складку у меня на лбу.
— Не стоит переживать, Ави. Ты ей обязательно понравишься.
— Потому что я добрая и милая? — с надеждой поднимаю взгляд на мужчину.
— Нет. Просто ты первая девушка, которую я к ней привел. Ей не с кем сравнивать.
— Ах ты…
Макс, посмеиваясь, сбегает из ванной, оставляя разъяренную меня в одиночестве. Я с усердием домываю ладони, и заодно пальцами привожу в порядок волосы. Не идеальный, но вполне приличный хвост, чтобы не трясти шевелюрой за столом.
Что ж, хоть Орлов и не успокоил, но одно он сделал точно — испуг я чувствовала теперь намного меньше, чем странную смесь удивления и приятной дрожжи от его признания.
