И успокоится земля, и красный глаз небес Неспешно будет затухать над дымным рубежом. Но быстрого успокоения ждать не приходилось. Сначала евреи думали, что после завершения боев воцарится мир, а потом настанет и нормализация отношений нового независимого еврейского государства с новыми независимыми арабскими государствами — Сирией, Иорданией, Ливаном и Ираком. В Европе насчитывались миллионы перемещенных лиц, все они находились в движении, так почему бы тому же самому не происходить на Ближнем Востоке? «Я тогда думал, что войне конец, — пишет о тех днях писатель и ветеран Пальмаха Йорам Канюк в своих мемуарах „1948“. — Я думал, что арабы в конце концов договорятся с нами, а мы с ними, и мы мирно заживем в своем государстве, рядом и с иорданским, и еще с каким-нибудь, на много-много лет».
Но те, кто наблюдал за арабским миром поверх дымящихся границ, в том числе наши разведчики, видели то, что было незаметно другим. К тому же им, уроженцам арабского мира, полагалось видеть происходящее по-своему: соседи Израиля, не желавшие быть таковыми, не собирались соглашаться с тем, что им нанесло поражение меньшинство на их собственной территории.
В начале 1949 года радио Дамаска сообщало слушателям, что некто Джамал Насир направляется в Англию с лекционным туром, в котором будет «объяснять, что война проиграна не еврейским армиям, а американским долларам и чешским самолетам». Когда Арабская освободительная армия потерпела поражение от защитников кибуца Мишмар-га-Эмек в Галилее, ее командир Аль-Кавукджи утверждал, что кибуцники на самом деле не евреи, а русские. Унижение было глубоким и стойким.
«Арабское бюро в Лондоне выступило с заявлением, что арабы не разбиты в войне с евреями, что кончился всего лишь ее первый раунд, — говорилось в сообщении Ближневосточного арабского радио. — Придет время, когда арабские армии возобновят полномасштабные военные действия». Одна из газет в Рамалле призывала к обязательной военной подготовке арабской молодежи, чтобы «можно было возобновить сражение и разгромить евреев». Если евреи мнят себя победителями, то «они — жертвы своей собственной лживой пропаганды, — говорил ведущий иорданского радио „Рамалла“ Азми Нашашиби. — Все дело в том, что арабские политики уступили в первом раунде борьбы, но арабские армии не разбиты».
В Израиле преобладали иные настроения. Израильская пресса докладывала о начале той упрямой жизни, которая отличает еврейское государство по сию пору: в Тель-Авиве отменили ограничения чрезвычайного положения, кафе могли теперь работать до часу ночи. На соковом заводе «Ассис» заработала новая производственная линия по извлечению спирта из апельсиновой кожуры. Рабочие текстильной фабрики «Ата» объявили забастовку и добились удовлетворения своих требований. Почтовое отделение в Яффо, закрытое после ухода англичан, открылось снова. Через хайфский порт в страну хлынул поток иммигрантов, многие тысячи каждую неделю; только за февраль их прибыло около 25 тысяч, за год — четверть миллиона. Население прирастало на один процент каждые десять дней.
Если отнестись к этим цифрам внимательно, нельзя не заметить двух существенных расхождений. Первое, самое очевидное — это вопиющее отличие Израиля от окружающих стран. Второе — последняя подробность, количество новых переселенцев — требует разъяснений. Это был тот самый момент, когда реальный Израиль разошелся с воображаемым, жившим в фантазиях его отцов-основателей. Мало что так помогает понять сегодняшнюю страну; именно поэтому историю наших четырех разведчиков стоит рассказать именно сейчас.
В первые месяцы 1948 года, когда начиналась наша история, почти все евреи в Эрец-Исраэль были родом из Европы, их вождями были суровые социалисты из сионистского движения. Государство Израиль расположено на Ближнем Востоке, но придумали его в Европе в качестве решения хронической европейской проблемы — патологической ненависти к евреям. Но был и другой еврейский мир — в землях ислама, где он сталкивался не с такой организованной враждебностью и казался более прочным. И хотя к сионизму влекло кое-кого и из этого мира, как, например, наших разведчиков, тамошними массами он не завладел.
Те немногие, кто перебрался в Страну, представляли, возможно, фольклорный интерес и могли использоваться для разведывательной работы, но угрозой не были, оставаясь экзотикой. Арабский отдел был обособленной частью Пальмаха, его диковиной. Его создали офицеры-ашкеназы, они же им командовали; можно было без всякой опаски посидеть у его костра, послушать арабские песни и попить кофе, не ставя под сомнение своего базового представления о том, что собой представляет страна и какой ей надо стать.
Когда наши разведчики отправлялись с заданием за границу, большинство евреев исламского мира еще оставалось в своих родных общинах, сформировавшихся за века; это был целый миллион людей в анклавах от Касабланки до Кабула. Теперь же люди из Арабского отдела наблюдали со своего насеста в киоске «Три луны», как этому миру наступает конец.
«Газета „Эн-Наср“ сообщает, ссылаясь на надежные источники, — гласит донесение Арабского отдела в начале 1949 года, — что восемьдесят процентов евреев Дамаска исчезли вместе со своим имуществом, не получив разрешения властей, и существует опасение, что эти евреи переправлены в Государство Израиль». Через две-три недели было передано следующее донесение: «Евреи Дамаска сосредоточены в своих кварталах. Им разрешено передвигаться только в пределах города… Сирийские власти арестовали состоятельных евреев и владельцев крупного бизнеса. Подробности уточняются».
Разведчики составляли свои донесения на сухом профессиональном языке, но сами события имели значение для них лично. Например, в момент отправки донесения из Дамаска там находилась мать Гамлиэля; оставалась она там и тогда, когда арабы убили нескольких евреев города и когда один из его родственников погиб от взрыва гранаты, брошенной в синагогу. После бегства его матери власти конфисковали ее дом и отдали его арабским беженцам из Палестины.
