Чтобы не терзаться неизвестностью и дальше, Соренза набраланомер. И портье отеля, в котором, по данным секретарши, остановился мистерДоуэлл, тут же соединил ее с нужным номером.
— Алло? — раздалось в трубке.
— Ник, это ты? — Глупый вопрос, учитывая, что она узнала егоголос. — Это я, Соренза.
— Соренза...
Она старалась сдержать слезы, которые душили ее, и несколькосекунд не могла вымолвить ни слова. На линии раздался треск, голос Николасавнезапно пропал, потом возник снова:
— Соренза? Ты меня слышишь?
— Да. Прости меня. — Ее губы дрожали. — Ты когда-нибудьсможешь простить меня?
— Соренза, говори громче!
— Ты когда-нибудь сможешь простить меня? — прокричала оначто есть мочи. — Я была такой глупой!
— Ты не глупая... — Снова послышался треск, сквозь которыйдонеслись слова: — ... а очень смелая. Ты знаешь об этом?
— Повтори, я плохо слышу!
— Я сказал, что ты самая смелая женщина, которую я знаю. Исамая дерзкая... — В трубке опять затрещало, и она услышала только конец фразы:— ...возвращаюсь.
— Что? Ох, Ник, я почти ничего не слышу, но мне надо сказатьтебе, что я люблю тебя. Будь осторожен!
Но он тоже что-то говорил ей, и Соренза не была уверена,понял ли он ее слова.
— Ник, — на всякий случай повторила она, — я люблю тебя.Пожалуйста, позвони мне при первой возможности.
Связь оборвалась. Соренза положила трубку и разрыдалась.Целый день она не отходила от телевизора, и, несмотря на то, что в каждомрепортаже с Сейшел уверяли, что жертв нет, волновалась все больше и больше. Онавыпила бесчисленное количество чашек кофе, но ничего не съела и, когда вечеромпозвонила Изабелл, была на грани нервного срыва.
— Я еду к тебе, — сообщила кузина, услышав взволнованныйголос родственницы.
— Нет никакой необходимости. Все в порядке.
— Я еду. Джордж на научной конференции, вернется толькозавтра, а нам вдвоем будет не так тяжело. Ты сегодня что-нибудь ела? — какзаботливая мать-наседка, спросила она.
— Я ничего не хочу.
— Хорошо, увидимся.
Соренза не успела опомниться, как Изабелл уже стояла напороге ее квартиры с многочисленными коробками и пакетами. Под мышкой онадержала бутылку красного вина.
— Я не голодна, — произнесла Соренза, едва сдерживая слезы.
Она не плакала долгие годы, но с тех пор, как Николас вошел вее жизнь, глаза то и дело оказывались на мокром месте.
Изабелл не обращала на нее внимания, хлопоча в кухне.Открывая бутылку вина, она сказала:
— Послушай меня, Соренза. Бывали стихийные бедствия ипострашнее, чем сейчас на Сейшелах. Ливни и ураганы там явление обычное, как унас гроза или сильный ветер.
Сорензу это явно не утешило, и Изабелл продолжила:
— С Ником все будет в порядке, поверь мне, и ты не поможешьни ему, ни себе, если вся изведешься от беспокойства. Ты должна есть, пить иждать его звонка. Телефонные линии зачастую обрываются так же, как и сноситкрыши и переворачивает автомобили в таких ситуациях, но это вовсе не означает,что кто-то погибает.
Она протянула Сорензе бокал.
— Выпей! — приказала кузина точно так же, как приказываласвоим детям, когда свято верила в свою правоту.
Соренза послушалась. Вино помогло ей согреться и умерилонервную дрожь.
— А теперь иди и накрой на стол, — отдала Изабелл следующуюкоманду. — Сначала мы поедим, а потом ты подробно расскажешь мне о разговоре сНиком.
К своему огромному удивлению, Соренза с аппетитом накинуласьна еду, которую кузина положила ей на тарелку, и выпила еще вина. После этогообе женщины расположились на диване в гостиной и, потягивая вино, проговорилидо поздней ночи.
— Ты выглядишь ужасно, — подвела итог их разговора Изабеллсо свойственной ей прямотой. — Поэтому тебе следует поспать, если не хочешьвстретить Ника с мешками под глазами.
Соренза пробормотала, что опять не сомкнет глаз и что лучшебы Изабелл сама шла спать. Но едва ее голова коснулась подушки, как она крепкозаснула.
Уложив кузину в постель, Изабелл устроилась на диване околотелефона и задремала. Но не прошло и четырех часов, как Соренза проснулась отмысли, что не имеет права спать, когда неизвестно, что случилось с Николасом.Как бы там ни было, она почувствовала себя гораздо лучше, когда вошла вгостиную, где мирно посапывала Изабелл, и села в кресло, стоящее по другуюсторону от столика, на котором красовался телефонный аппарат.
После обеда кузина отправилась домой, предварительно взяв сСорензы обещание позвонить ей, когда станет что-нибудь известно о Николасе. Неуспела дверь за ней захлопнуться, как тут же раздался телефонный звонок.
— Соренза? — Это был Николас.
Ее сердце подпрыгнуло от радости, а потом застучало тяжело,как паровой молот.
— Ник, — произнесла она, задыхаясь от волнения. — Ник, ялюблю тебя! Я была не права во всем и хочу, чтобы ты знал об этом. Ты слышишьменя?
— Слышу, любимая.
«Любимая», он сказал «любимая». Слезы счастья покатились поее щекам, но Соренза их не замечала. Она готова была плакать день за днем,только бы он называл ее любимой.
— Послушай, я тут встретил одного знакомого из съемочнойгруппы Эн-би-си. Он дал мне возможность поговорить с тобой, но недолго.Телефонная связь до сих пор полностью не восстановлена. Как ты?
— Не беспокойся обо мне. Лучше скажи, с тобой все в порядке?Ты не пострадал?
— Я ужасно грязный и голодный, но, к счастью, абсолютноздоров. Здесь очень много разрушений, особенно в небольших поселках, и мыпомогаем чем можем.
— Пожалуйста, береги себя. Не рискуй понапрасну. — Сказавэто, Соренза тут же представила, как рушится здание, мимо которого проходитНик, и его заваливает обломками.
— Я так рад, что ты позвонила мне прошлой ночью. — Его голосстал мягким и вкрадчивым.
— Я тоже, — прошептала Соренза.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Внезапно она вспомнила, что ничего не узнала о состоянииздоровья его друга.
— А что с Марком? — спросила Соренза.
— Лучше, чем думали вначале. — В его голосе звучалабеспредельная усталость. — К счастью, больница, где он сейчас находится, непострадала. Ты не представляешь, как много значит для меня твой вчерашнийзвонок!
— Ник, ты не сердишься на меня?
— Ни в коем случае, любимая.
