ей родной, но в отца этруска пошёл, а эта – больше в покойную мамашу финикиянку. В семитском смысле, то бишь настырная – спасу нет. И ведь добилась таки своего. Как говорила в тот раз – так и вышло. Я молча прихренел, когда буквально через несколько дней после того разговора, который я тогда сразу же из башки и выбросил, Велия вдруг САМА попросила меня уделить внимание «этой несносной финикиянке» и сделать ей то, о чём она просит, – чтоб угомонилась наконец и остепенилась. С ней, оказывается, её мать об этом говорила, а её Арунтий настропалил – типа, пропадает дочка в глуши замшелой Утики, муж законный – никакой, и потомство от него никудышным будет, а надо, чтоб нормальное было – хоть какая-то ей будет радость в жизни. В общем, уговорил он Криулу – умеет тесть убеждать, если целью такой задастся. Ну а та уж и мою ненаглядную убедила. Точнее, сперва-то обе испанки с Мириам уже напрямую переговорили – и договорились, как ни странно. А раз так – это ведь уже совсем другое дело. Мне ведь нетрудно, мне ведь главное, чтоб в семье проблем дурацких на ровном месте не возникало. А то водится за некоторыми…
Чего у стервозных баб точно не отнять, так это того, что в постели они обычно хороши. И если любовнице-стерве окромя тех постельных утех ничего больше от тебя и не надо, как и тебе от неё – можно считать, что это очень даже неплохой вариант. А ведь Мириам, как это нередко случается у избалованных олигархических оторв, ещё и шлюхой успела побывать первостатейной, и такое в постели вытворяла, что только держись…
– Получил своё и хоть трава не расти? – съязвила она, когда я, честно осеменив её наконец, откинулся вкушать полностью заслуженный на мой взгляд отдых.
– Хочешь сказать, что ты своего не получила?
– Ну, хоть бы приласкал уж для приличия!
– Ну, раз надо для приличия – так и быть, – я подцепил её подмышки, подтянул поближе и ухватился за её вполне того стоящие выпуклости. – И всё-таки залетала бы ты уж поскорее…
– Вот, все вы такие! Обрюхатите женщину – и бросить норовите!
– Ага, мы – такие…
– Курнуть не хочешь? – финикиянка потянулась к кальяну.
– Конопля, конечно? Нет, я уж лучше позже – своё. Зря ты всё-таки этим делом увлекаешься…
– Не будь ханжой! Все её курят, и ничего. Живём, как и все нормальные люди.
– Ага, нормальные. Стали приличной выплавить не в состоянии, элементарного арбалета изобрести не можете. Ладно дикари, но вы-то культурные…
– Ты думаешь, я что-то поняла?
– Ладно, не напрягайся, это я уже о своём, о наболевшем…
– Вот именно – все вы такие. Получите от нас удовольствие, и думаете после этого только о своём. Все в своих больших и важных делах. А нам что делать? – Мириам выпустила струю конопляного дыма и закатила глазки.
– Значит, надо балдеть от конопли?
– А какие ещё радости в жизни? В этой Утике – от тоски взвоешь! Вот зачем ты меня туда сослал? Я ведь давно уж выведала у отца, что это он по твоему наущению меня именно туда замуж выдал! За что ты меня так наказал? За то, что пыталась тебя… Как ты это называешь? Сооружать?
– Ага, строить. Не за это, успокойся. Для твоего же блага, кстати, – на этот раз мой тон был вполне серьёзен, и она это заметила.
– Ты думал, там я за ум возьмусь и глупости делать перестану?
– Нет, в такие чудеса я не верю. Какая ты есть сейчас – такой ты и будешь всю оставшуюся жизнь.
– Но окажусь подальше от тебя и не буду путаться под ногами?
– Ага, особенно сейчас не путаешься. Просто нам всем всё равно предстоит со временем уносить свои ноги из Карфагена. В Гадес тебя не загонишь, для тебя это – край света, там ты точно с тоски зачахнешь. Вся остальная Испания – тем более. Утика – самый развитый город после Карфагена, да и расположена рядом, ездишь ведь к отцу постоянно и без особых затруднений – самое лучшее место для тебя.
– Ты прямо как отец говоришь, – она снова задумчиво затянулась и выпустила дым. – Обсуждали с ним мою судьбу?
– А как ты сама думаешь? И не только твою…
– Да, отец говорил. Ты тоже думаешь, что в Карфагене будет плохо?
– Уверен. Карфаген теперь слаб, а со слабыми никто не церемонится.
– А Утика, значит, сильна? Ведь ещё слабее Карфагена!
– Утика состоит под защитой Рима и дружественна ему. А к Карфагену в Риме отношение – ну, ты ведь вовсе не так глупа, как хочешь иногда казаться, так что должна бы и понимать, как римляне смотрят на Карфаген. После Требия, после Транзименского озера, после Канн, после попытки осады самого Рима…
– Но при чём тут Карфаген? Это же всё Ганнибал и Баркиды!
– Точно? И никто ему не помогал? Африканскую пехоту он в Испании набрал? И слонов он тоже в Испании наловил? И в Локры к нему подкрепление тоже из Испании было переброшено?
– Да какое там подкрепление! Я хоть и не помню сама, совсем маленькая ведь ещё была, но мне рассказывали, как негодовал тогда Магон Барка, когда его с большим войском послали не в Италию к брату, а в Испанию – в Локры направили жалкие крохи.
– Согласен – по сравнению с испанской армией Магона. Но среди этих жалких крох было сорок слонов – больше, чем Ганнибал взял с собой из Испании. Ты думаешь, римляне забыли об этом? Ещё живы матери, чьих сыновей затоптали эти слоны!
– Верно, такое не забывается, – ага, въехала наконец-то, нашёл я всё же довод, способный убедить бабу. – Но ведь не они же правят Римом? Правит сенат, а там они все политики. Карфаген же платит Риму большую дань. Зачем же им резать дойную корову?
– Да, они – политики. А их избиратели, чьим запросам им приходится угождать – это простые римские крестьяне. А этих крестьян разоряет дешёвый карфагенский хлеб. Здесь урожаи гораздо выше, чем в Италии, да ещё и два в год вместо одного.
– Но разве мы виноваты в том, что они живут в плохом месте?
– Их это не волнует. Они живут там, где жили их предки, и хотят жить на своей земле хорошо. И не привыкли они мозги сушить, и некогда им – политики на это есть. А они просто требуют от своих политиков, чтобы те обеспечили им достойную жизнь.
– Да, но
