Я считаю, что молодежь сегодня замечательная; они намного старше и больше про все знают, чем в прежние времена. Когда подростков обвиняют в занятиях нехорошими вещами, то в большинстве случаев они даже не занимаются нехорошими вещами: просто другие люди подумали, что они плохие. Фильмы, которые я буду снимать, будут адресованы молодым; мне бы также хотелось изобразить молодых в моих фильмах. Я только что вырвал из газеты статью о похоронах одного из вожаков банды мотоциклистов, куда все они съехались на своих мотоциклах, и я подумал, что это было просто здорово и что я однажды сниму об этом фильм. Это было фантастично… они – современные изгои вне закона… я даже не знаю, чем они занимаются… чем они занимаются?
Я считаю, что американки очень красивы, все до одной, мне нравится их внешность, они великолепны. Калифорнийский стиль – это здорово, но когда возвращаешься в Нью-Йорк, очень радуешься, что вернулся, потому что здесь женщины выглядят более странно, но даже еще красивее, это Нью-Йоркский Стиль. Как-то я прочел о себе статью, где описывался мой машинный метод шелкографического копирования и написания картин: «Какое храброе и дерзкое решение, какие глубины человека обнажаются в этом решении!» Что это вообще значит? Мои картины никогда не получаются такими, какими я ожидал бы их увидеть, но я никогда не удивляюсь. Я считаю, что Америка замечательная, но я мог бы работать где угодно – везде, где бы мне было бы по карману жить. Когда я читаю журналы, то просто смотрю на картинки и слова, я их обычно не читаю. В словах нет никакого смысла, я просто ощупываю глазом их формы, а если смотреть на что-то достаточно долго, то, как я обнаружил, смысл пропадает… Фильм, над которым я сейчас работаю, – семидесятиминутная ария с пуэрториканским травести Марио Монтесом, он называется «Мистер Стомпанато». Думаю, вопросы, которые мне обычно задают в интервью, должны быть умнее и ярче, пусть журналисты попробуют узнать про меня побольше. Но я считаю, что писать надо только так, как пишутся газетные репортажи, потому что они описывают то, что происходит, и не приводят чьих бы то ни было мнений. Мне всегда нравится узнавать, что происходит на свете.
Вообще-то в моем творчестве нет ничего, что нужно понять. Я снимаю экспериментальные фильмы, и все думают, что такие фильмы – это когда ты проверяешь, сколько грязи можешь намазать на пленку, или когда при зуммировании камера берет крупным планом лицо вовсе не того актера, которого надо снять, или камера все время дрожит; но на самом деле снимать кино – это очень легко, можно просто снимать, и каждый кадр получается таким, как надо. Я больше не хотел заниматься живописью и подумал, что для меня способ покончить с живописью – это создать картину, которая парит, и тогда я изобрел парящие в воздухе серебряные прямоугольники: наполняешь их гелием и выпускаешь из своего окна… Серебряное я люблю… А теперь у нас есть группа, The Velvet Underground, которая будет работать при самой большой в мире дискотеке, где можно будет комбинировать живопись, музыку и скульптуру, – вот чем я сейчас занимаюсь.
Интервью – это как сидеть в тех автомобилях «форд» на Всемирной ярмарке: они тебя возили по экспозиции, а кто-то зачитывал вслух комментарии; у меня всегда такое ощущение, что мои слова исходят откуда-то из-за моего плеча, а не от меня. Пусть интервьюер просто говорит мне слова, которые он хотел бы от меня услышать, и я буду повторять их за ним. Думаю, это было бы просто здорово, потому что я так пуст, что мне просто не приходит в голову ничего, что можно было бы сказать.
Да, наверно, на самом деле я вовсе не… э-э-э… Переживать за все – это слишком трудно, и я, наверно… Ну, я переживаю… Я все-таки переживаю, но если бы я не переживал, мне было бы намного легче.
Я все еще переживаю за людей, но если бы я не переживал, мне было бы намного легче… переживать слишком трудно… я не хочу чересчур вникать в жизнь других людей… не хочу подходить слишком близко… мне не нравится прикасаться к вещам… вот почему моя работа так дистанцирована от меня самого…[121]
13. Внутри Энди Уорхола
Стерлинг Маклхенни и Питер Рэй
Cavalier. Сентябрь 1966 года
Чтобы взять интервью, которое напечатано ниже, мы пришли со своим магнитофоном на Фабрику (так Уорхол называет свою мастерскую) в лофт на четвертом этаже ветхого здания на одной из Восточных 40-х улиц Манхэттена. Интерьер Фабрики: стены, пол, потолок и вообще все, что есть внутри, выкрашены в серебряный цвет, а для большей ослепительности оклеены алюминиевой фольгой Reynolds Wrap; антураж прелюбопытный, чувствуешь себя вне времени, в мире отвлеченных идей. Из мебели (если не считать кое-какого реквизита, оставшегося после киносъемок) тут всего пара вещей в «модерновом» стиле тридцатых годов ХХ века: шкафчик со стеклянными (оргстекло и обычное стекло) дверцами и полукруглая кушетка, на которой и было взято это интервью. Посреди Фабрики шесть или семь юношей и девушек, все поголовно длинноволосые и в облегающих брюках, томно танцевали фруг под новый альбом The Beatles, гремевший из колонок.
Через несколько минут после того, как мы вошли, серебряная дверь Фабрики распахнулась, и Энди Уорхол, приблизившись к нам, протянул руку для безжизненного рукопожатия. Уорхол излучает ауру абсолютной скромности, с которой диссонируют только его волосы (они, похоже, тонированы серебряной краской, под интерьер Фабрики). Он бледен и худосочен, почти никогда не жестикулирует, говорит тихо, иногда еле слышно, носит темные очки на улице и в помещении. Почти непостижимо, что представляет собой эта аура благостного автокамуфляжа: то ли маску, которую он напялил, чтобы казаться парадоксальным, то ли – вот был бы настоящий парадокс! – его истинное лицо.
Это интервью можно читать как поп-арт-психодраму. В списке действующих лиц, помимо главного героя, – несколько ассистентов художника, которые, позабыв про «битлов», томно распростерлись вокруг кушетки, где мы сидели.
Не успели мы раскочегарить наш магнитофон, как Энди Уорхол достал свой собственный магнитофон, транзисторный, и положил его микрофон перед нами.
Стерлинг Маклхенни и Питер Рэй
Уорхол Вас когда-нибудь раньше записывали на магнитофон?
Cavalier Нет. По крайней мере, не в контексте андеграундного движения.
Уорхол Нам следовало бы записать это интервью на видео, тогда мы могли бы одновременно просматривать запись.
Cavalier Это помещение выглядит очень интересно, вот только кухонная фольга, похоже, кое-где отстает от стен. В том, что все покрашено в серебряный цвет, есть какое-то особое значение?
Уорхол Ну-у, вы можете сказать, что я питаю симпатию к серебру, или даже к золоту, раз уж на то пошло.
Cavalier Свое золото вы, похоже, где-то надежно прячете. А откуда у вас взялась эта кушетка в целлофановом чехле?
