– Ну, – произнес Кидди, – если честно, я думал, что этоименно та женщина, которую я посадил на дороге. Сейчас я просто не уверен,только и всего. Но я знаю, что если это та самая женщина, то я узнал бы ее,увидев во второй раз.
– Но тогда она не может быть одной из тех двух женщин,которые сели в ваше такси на Норт-Ла-Бреа?
– Если это женщина с дороги из загородного клуба, то нет.
– У меня все, – сказал Гамильтон Бергер.
Мейсон, приветливо улыбаясь, сказал:
– Правильно ли я вас понял? Если окажется, что она былаодной из тех двух женщин с Ла-Бреа, то она не может быть той женщиной, которуювы подобрали, возвращаясь из загородного клуба?
– Верно. Если бы я увидел ту женщину снова, я бы узнал ее…точно так же, как узнал ее на опознании… только, может быть, когда я увидел еена Ла-Бреа… э-э… ну, я не знаю…
– Вы знаете только, что видели эту женщину третьего июня илиднем, или вечером? – спросил Мейсон.
– Да.
– Но видели ее в тот день только раз?
– Женщину, которую я посадил в свою машину по дороге иззагородного клуба, я в тот день видел только раз, в этом я уверен.
– У меня все, – сказал Мейсон.
– Вопросов нет, – сказал Гамильтон Бергер раздраженно.
– Есть еще свидетельства, мистер Бергер? – спросил судьяХойт.
Прокурор ответил:
– Видите ли, ваша честь, я абсолютно уверен, что револьвер,фигурирующий в деле как вещественное доказательство, был приобретен мужемподозреваемой – мистером Энрайтом Харланом. Но в данный момент я не могу этогодоказать.
– Можно поинтересоваться, почему? – спросил судья.
– Кто-то записал имя Энрайта Харлана в регистрационныйсписок покупок огнестрельного оружия и в квитанцию о продаже, но установлено,что это не почерк мистера Харлана. Есть подозрение, что это женский почерк.
– Это почерк миссис Харлан? – спросил судья Хойт.
– Нет, ваша честь. К сожалению, это не ее почерк. Очевидно,какая-то другая женщина вписала имя Энрайта Харлана. Продавец же в настоящиймомент не может припомнить всех обстоятельств покупки.
– Можете вы показать, чей это был револьвер?
– Единственный путь установления собственника – этопоказания мужа подзащитной. А против этого, разумеется, тут же будет выдвинутзаконный протест, ибо в подобных делах муж не может давать показаний противжены без ее на то согласия.
– Да-да, – сказал судья Хойт, нахмурившись.
– Думаю, всем очевидно, что здесь произошло, – гнул своюлинию прокурор. – Мы стали свидетелями приведения в действие плана,разработанного с целью запутать свидетеля. Я полагаю, суду следует пристальновзглянуть на это дело. Я считаю, имел место факт неуважения к суду.
– Не вижу, как можно выдвинуть здесь такое обвинение, –проворчал Хойт. – Но вполне возможно, что Ассоциация адвокатов заинтересуется.
И судья бросил взгляд на Перри Мейcона.
– Почему? – с простодушным видом спросил Мейсон.
Лицо судьи помрачнело.
– Вам лучше знать, почему, – сказал он. – Если вашезнакомство с профессиональной этикой столь поверхностно, что вы без моихобъяснений не понимаете, то вам следует серьезно заняться изучением этой самойэтики.
– Я изучал ее, – заверил Мейсон. – В мои обязанности входитперекрестный допрос свидетеля. Я должен сделать все, что в моих силах, чтобыустановить достоверность воспоминаний свидетеля. Если бы свидетель былабсолютно уверен, что женщина, севшая в его машину по дороге из клуба, была мояподзащитная, и если бы подзащитная снова села в его такси вечером того же дня,то он мгновенно ее вспомнил бы и сказал: «Добрый вечер, мэм. Вы уже сегодняехали в моей машине…»
– Но ее не было в тот день в этой машине второй раз, – заявилГамильтон Бергер. – Адвокат, подготавливая свой хитроумный план, не мог пойтина такой риск. В этом-то вся подлость. Он заставил какую-то другую женщинунанять именно это такси, чтобы получить квитанцию, которую позже передалиподозреваемой.
– Ваше утверждение следует рассматривать как обвинение? –спросил Мейсон.
– Да, я выдвигаю такое обвинение.
– И вы готовы утверждать перед судом, что моей подзащитнойне было в этом такси вечером третьего июня? Мы говорим об этике, мистерокружной прокурор, не так ли? Мы ведь в суде.
– Эй-эй, – закричал прокурор, – я знаю только то, что сказалсвидетель!
– Свидетель сказал, что он не уверен. А теперь не желаете ливы заявить суду, что вы уверены в этом?
– Не собираетесь ли вы допрашивать меня? – рявкнул ГамильтонБергер.
– Если вы будете излагать суду какие-то факты, то я со всейопределенностью буду допрашивать вас, – заявил Мейсон.
– Ну-ну, джентльмены! – воскликнул судья Хойт. – Ситуацияразвивается в направлении, которое не нравится суду. Причем развивается оченьбыстро.
– Все хорошо, – сказал Мейсон, – но я не намерен выслушиватьобвинения в непрофессиональном поведении. Если бы я готовил обвинительноезаключение и если бы мне на глаза попалась квитанция с номером рейса 984, то яуж точно проверил бы все обстоятельства, касающиеся этого рейса, до слушания всуде.
– Да, – сказал судья Хойт. – Думаю, окружной прокурор долженсогласиться, что вся ситуация возникла из-за недоработок, имеющихся в деле. Вынужденпризнать, что это весьма щекотливое положение, когда в дело в качествевещественного доказательства заносится квитанция, имеющая отношение ксовершенно другому рейсу.
– Ну сами посудите, – пробурчал Гамильтон Бергер, – дата таже, номер такси тот же, сумма та же… Кто бы мог подумать?
– Вот именно, – сказал судья Хойт. – Поэтому суд, с учетомвсех обстоятельств, считает, что надлежит выяснить со всей полнотой иопределенностью, о каком рейсе все-таки идет речь.
Гамильтон Бергер начал было что-то говорить, но, видимо,передумал.
– Если бы этот свидетель, – сказал Мейсон, – говорил правду,если бы он со всей определенностью запомнил лицо моей подзащитной, ничто несмогло бы сбить его с толку. А если он позволил сбить себя с толку, то лишьпотому, что отнюдь не так хорошо запомнил ее лицо, как того хотелось бывластям, проводившим опознание.
– Этот вывод, – сказал судья Хойт, – к сожалению, неизбежен.Независимо от того, как это произошло, мистер прокурор, вы должны признать, чтосвидетельство безнадежно испорчено. Вряд ли вам удастся использовать этогосвидетеля перед судом присяжных.
