не должен находиться в стенах Бенина, или он умрет. Таков обычай. Потому Великий Эвуаре просит белых людей удалиться на свою большую лодку и пробыть там столько дней, сколько продлится праздник памяти всех предков, ушедших в страну духов.
Эта просьба и вызвала гнев монаха. Он все ненавидел в этой стране, а больше всего — людей. Под руководством отца Педро бини построили большую четырехугольную хижину, к ее остроконечной крыше прикрепили бронзовые колокольчики. Внутри хижины святой отец поставил распятие, у подножия которого лежали живые цветы. Научившись говорить на местном языке, отец Педро рассказывал бини, заходившим в хижину-церковь, о боге-отце и о боге-сыне, распятом на кресте за грехи человеческие. Бини сочувственно качали головами, многие женщины плакали. Всем было жалко Христа, принявшего страшную смерть, но молиться богу белых людей никто не хотел. Бини говорили: «Бог белых людей очень жестокий, он не пожалел собственного сына, так разве станет он заботиться о простых людях».
Отец Педро призывал на богохульников небесные громы и проклинал нечестивый город. Очень скоро бини перестали приходить в церковь. Их не удивляло, что у жестокого бога злой шаман, но они не хотели иметь дело ни с тем, ни с другим.
Глава XXII
День поминовения
Если ты намажешь стрелу ядом и попадешь ею в кого-нибудь, то тот непременно умрет.
Из африканской сказки.
Раз в году, в тот день, когда за отцом обба пришла смерть, в Бенине устраивалось торжество.
В этот день поминались все предки, ушедшие в страну смерти, и все люди, даже сам Великий правитель, выходили на улицы города. Тогда ни один чужеземец, под страхом смерти, не смел приблизиться к воротам Бенина.
В этом году празднество поминовения пришлось на второй день недели, называемый «днем тайн». Утром, в час, «когда собирают пальмовое вино», на площади перед дворцом появилась женщина с гонгом в руке. Ее стан был туго охвачен козлиной шкурой, а на голове красовалась остроконечная шапочка. Став лицом к воротам дворца, женщина ударила в гонг. Ворота дрогнули. Их створки, приведенные в движение невидимыми привратниками, медленно раскрылись. Из ворот вышли музыканты. Они били в барабаны и колокольчики. Бронзовые браслеты с погремушками звенели при каждом взмахе их рук.
Толпа на площади подалась назад, освобождая место. За музыкантами вышли юноши. Они несли на плечах глиняные сосуды, скамеечки, козлиные шкуры, слоновые бивни и другие предметы, необходимые для свершения поминальных обрядов. Прически юных носильщиков были украшены косичками, идущими от темени к левому уху. За носильщиками пошли отряды молодых воинов-омадо — «носителей мечей». Их было великое множество.
Музыканты, открывшие шествие, а вслед за ними и носильщики, давно пересекли площадь и скрылись за пальмами главной улицы, а омадо все шли и шли. Дружными взмахами мечей они приветствовали тех, кто должен был появиться следом, кого охраняло их грозное оружие.
Вот появились и они, важные люди Бенина: советники обба, жрецы и начальники ремесленных кварталов. Они шли медленно, сложив на груди руки и опустив головы, как того требовали духи из страны мертвых. Затем снова двинулись воины, отряд за отрядом.
Наконец, из ворот вышел тот, кого люди Бенина могли видеть только раз в году — обба Эвуаре. Над головой Великого двое юношей несли большие веера, защищавшие владыку от солнечных лучей. Волосы Эвуаре были покрыты коралловой шапочкой. Длинное узкое платье перехватывал бронзовый пояс с подвесками в виде леопардов и скатов, означавшими высшую власть. В правой руке обба нес литой железный молот, левую держал на поясе. Эвуаре шел медленно, опустив голову и не отрывая глаз от земли.
Вслед за обба, на почтительном расстоянии от Великого, следовали главный военачальник и главный жрец. Над их головами, так же как и над головой обба, плыли круглые деревянные веера. Замыкали шествие воины, ведущие на привязи леопардов.
В полном молчании шла процессия через площадь, ни одного звука не издавала и толпа, наблюдавшая за ней. Говорить, петь, приветствовать обба разрешалось только после того, как пройдут Великий и его люди по всем тридцати улицам города. Шествие будет длиться долго, и долго будут жители Бенина в безмолвии смотреть на своего владыку. Вот он миновал площадь, вот его веера задели низко свисавшие пальмовые листья, вот он вступил на главную улицу. В напряженной тишине слышны были только дыхание людей да шорох ног, ступавших по утрамбованной земле.
И вдруг… страшный, тысячеголосый вопль обрушился на тишину — в грудь обба вонзилась стрела. Она примчалась откуда-то сверху, посланная сильной рукой и направленная метким глазом. Молот выпал из рук Эвуаре. Владыка пошатнулся и начал грузно оседать на землю. Подоспевшие воины подхватили его.
Боясь потерять хотя бы одно мгновение, военачальник Уваифо бросился вперед и, подняв кверху сжатые кулаки, закричал так громко, что обезумевшая толпа сразу же стихла:
— Воины! В городе враги. Их надо поймать. Тридцать первых отрядов — на улицы, остальные к городским стенам. Ни мышь, ни птица не должны выйти из города. Люди Бенина! Идите домой и не мешайте воинам искать врагов. Великий Эвуаре только ранен, смерть не пришла за ним. Идите по домам и не выходите на улицу. Город должен быть пустым. Исполняйте сказанное немедленно и без ослушания.
Пока военачальник отдавал приказания, двадцать воинов, сплетя свои руки, осторожно, чтобы не причинить боль раненому, понесли Эвуаре во дворец. Бенинцы, не смея ослушаться Уваифо, поспешно покидали площадь.
Только Осунде не торопился домой. Как и все жители города, он был встревожен случившимся, но все же молодой мастер решил не изменять свои планы и поработать сегодня в мастерской. Уже давно хотел он попытаться изобразить на медной пластине людей, которые бы стояли не в ряд, а один позади другого. Такого еще не изобразил никто, даже в те времена, когда работал Игве-Ига. Первую попытку Осунде хотел сделать без свидетелей, так как не был уверен, что ему удастся задуманное. Для того, чтобы поработать в одиночестве, лучшего дня не придумаешь. Поэтому, уговорив Ириэсе пойти к родителям, Осунде отправился в мастерскую. Войдя в ворота, он с удовольствием оглядел пустой двор, остывшие печи и глину, мокнувшую в корытах. Взяв в руки влажный ком, мастер стал мять его, обдумывая свою задачу. Внезапно за его спиной раздался слабый шорох. Осунде резко обернулся, и в тот же момент над ним мелькнуло лезвие ножа. Прежде чем он успел разглядеть человека, занесшего нож, Осунде с силой ударил неизвестного
