Лагаше галеас запасался водой и продовольствием, на его палубу поднялся важный человек и потребовал капитана Зульфекара. Он дал Зульфекару, чье тело хранит сейчас океан, туго набитый кошелек и обещал ему еще большую награду, если он возьмет в плен чернокожего мальчика, который поплывет к берегам Африки на каравелле «Санта-Инес». Важный человек назвал день отплытия каравеллы и объяснил ее путь по океану. И хотя этот человек закутался в черный плащ и скрыл капюшоном лицо, и хотя он не пожелал назвать своего имени, все же было ясно, что он испанец, так как он обещал галеасу покровительство испанского короля.
Выслушав доклад Сауда, Сикейра раздумывал недолго.
— Отнесите пленных в трюм, — велел он, — кормите их досыта и залечите раны. Продавать я их не буду. Пусть сами расскажут в Португалии о кознях, чинимых нашему великому монарху испанской державой. Боцман, — не глядя больше на пленных, крикнул он старому моряку, — утром выдать всем двойную порцию рома для подкрепления сил и по золотой монете за храбрость! А сейчас — спать.
Оставшиеся в живых матросы прокричали трехкратный привет, вахтенные заняли свои места, и вскоре движение на палубе прекратилось. Факелы погасли, пылающий галеас скрылся из виду. Крупные, яркие звезды повисли над головой; в их призрачном свете по спокойным водам моря-океана продолжала «Санта-Инес» путь к далекому Бенину.
Глава XXI
Гнев отца Педро
Если вы не будете держать ваши глаза открытыми и не пустите в ход весь ваш разум, то все погибнете.
Из африканской сказки.
Через восемь недель после того, как «Санта-Инес» покинула Португалию, ее якоря ударились о дно Бенинского залива.
В тот же день Асоро, не пожелав отдохнуть после долгого пути и бурной встречи, устроенной ему жителями Бенина, попросил своего отца обба Эвуаре принять его для важного разговора. Отец встретился с сыном в большой комнате, где обычно Великий принимал своих советников. Стоя перед креслом правителя, Асоро произнес пылкую речь.
— Великий обба Бенина, — сказал он, — я, твой второй сын, переплыл большую воду, я увидел землю белых людей и узнал, что у них хорошо и что плохо. Я видел их дома. Они построены прочно и стены их из камня. Но нам не нужны толстые стены, потому что у нас не дуют холодные ветры. Еще я видел, как сражаются их воины, одетые с ног до головы в металл. Металл хорошо защищает от стрел и легких копий, но у нас в лесу такой воин не смог бы двигаться; любой ребенок справился бы с ним, накинув на него веревку и повалив на землю. У белых людей мне понравились книги и лошади. Я привез в Бенин и то, и другое, потому что у нас не было ни книг, ни лошадей. В основном же обычаи белых мало чем отличаются от обычаев черных. Белые люди так же едят, пьют, радуются, плачут, убивают друг друга. Но белые люди считают нас хуже себя, потому что у нас другой цвет кожи. Разве это справедливо? Обба Португалии полюбил меня, и его подданные угождали мне, но я видел, что вели они себя так из боязни. На самом же деле им было неприятно оказывать мне услуги. Я старался не замечать этого: гость не должен хотеть ссоры. Но я понял, что эти люди ищут в дружбе с нами только выгоду. Разве это говорит о чистоте помыслов, отец? Великий обба, — голос Асоро зазвенел, как натянутая тетива, — мое сердце испытало смертельный стыд, когда я увидел продажу рабов. Белые торговцы щупали их мускулы, считали зубы, выворачивали веки глаз. Поистине, так не обращаются и с животными. Отец, я видел невольничий рынок, и я нашел, что это хуже смерти.
Асоро замолчал. Обба Эвуаре грузно повернулся на своем кресле и, глядя куда-то мимо мальчика, коротко сказал:
— Нам нужны огнедышащие палки…
— Но, отец, твои кузнецы научатся делать такие же, ведь научились они делать свинцовые шарики-пули. А секрет делания черных крупинок, которые взрываются, если к ним поднести огонь, знает мой друг Диего. Он расскажет его начальнику кузнецов. Хотя у Диего и белая кожа, он не хочет, чтобы жители африканских лесов стали рабами португальского обба.
— Делание огненных палок сложно, а рабы не стоят ничего. Три раза, пока ты был в Португалии, уходили мои воины в лес — и ни один из них не погиб.
— Но, великий обба, — Асоро умоляюще протянул к отцу руки, — белые люди дают за рабов так мало аркебуз, что надо продать им очень много людей, прежде чем ты вооружишь каждого своего воина огнедышащей палкой.
Эвуаре были неприятны упреки сына. Он строго посмотрел на мальчика и внушительно произнес:
— Послезавтра я буду оплакивать своего отца, умершего в тот год, когда ты родился. Уже много дней я молю бога Олокуна сделать меня чистым и достойным памяти великого обба, который до меня правил Бенином. Мой ум не должен думать ни о чем другом, а мое сердце не должно ожесточаться. Поэтому оставь меня, хотя я и рад тебя видеть, как радуются вечерней прохладе, пришедшей на смену жаркому дню.
Если обба Эвуаре был рад увидеть целым и невредимым своего сына, то кто сможет передать радость Осифо, когда из страны мертвых вернулась маленькая Эмотан! Она с криком вбежала в дом и так крепко обняла свою мать и засмеялась так радостно, что сразу же стало ясно: не дух, а настоящая девочка вернулась к своим родителям. У дома Осифо снова собрались люди. Только теперь они не плакали и не пели мрачных песен. Их лица светились радостью — ведь общая любимица Эмотан оказалась живой. По этому поводу следовало бы устроить праздник, но послезавтра день поминовения отца обба и всех умерших предков. Сейчас нельзя позволить себе ни громкого смеха, ни веселой песни: духи любят тишину.
О дне поминовения предков шел разговор и в доме белых гостей города. Если это можно назвать разговором. Отец Педро кричал:
— Они требуют, чтобы я оставил Бенин, и тогда им будет удобнее предаваться дьявольскому бесчинству в угоду своим духам, в угоду сатане и его приспешникам.
Гнев святого отца был вызван приходом двух важных чернокожих, которые с церемонными поклонами приветствовали португальцев и обратились к ним с просьбой, прозвучавшей как приказ:
— В день поминовения предков ни один чужеземец
