реальности мы явно не по вкусу? И этот мир всеми силами пытается нас выдавить?
Я грустно помотал головой.
– Не думаю. На выдавливание это совсем не похоже. Хотели бы, чтобы мы свалили, – просто показали бы путь наружу. Мы же не по своей воле тут застряли. Скорее всего, от нас хотят, чтобы мы исчезли, погибли ну или не играли по своим правилам. И это только одна какая-то сила.
– А вторую ты где видишь?
– Хм-м-м, как бы объяснить… Мне кажется, что сам этот мир играет за нас. Вспомни, как мы нашли у Олич картину-подсказку. А то, что увидели в усадьбе Набокова, это же там не случайно появилось?
– Вот это помощь! Может, нам в помощь еще журавлика сделают из бумаги? Нам тут этого только и не хватает. Вот попомни мои слова, Карпов, все движется к какой-то ж… Большой и некрасивой. Видеть я ее еще не вижу, а вот ощущаю изо всех сил. И мне надоело это г…! Я тут хожу, нервничаю, а хочу жить нормально, как нормальные люди, с мужем, а не с невидимыми стенами, стремными факелоносцами, погибающими девушками, гребаными чудесами и приключениями. Вот, Кирилл, вот ты мне можешь вернуть мою жизнь? Мою? Нормальную? Как у всех?
Я молчал.
Уже когда мы подъезжали к Сиверской, я, как обычно, свернул налево по главной и тут в меня чуть не приехал со второстепенной белый фиатовский фургончик. Я буквально в последний момент рванул руль левее, выскочил на встречку, к счастью, пустую, и чуть не развернулся на сто восемьдесят. Фургончик остановился на обочине, я открыл окно и заорал водителю, чтобы он раскрыл глаза, когда выезжает на главную. В ответ водила заорал на меня, чтобы это сделал я и чтобы ездил по знакам, а не по своему «ср…му пониманию».
Я обернулся на знаки и обалдел. Всю мою жизнь, с самого детства, тут главная шла поворотом налево, а теперь я видел своими глазами, что это не так. И ладно бы это стояли новые дорожные знаки. Нет, знаки старые. Старые, но другие. Я же тут живу, я их всегда такими видел.
Вырулив на обочину, я прямо в машине расплакался. Мне было бесконечно жалко себя, старый, привычный и приятный мир, мою жизнь с семьей, где не было ни катастрофы, ни этой странной, сумасшедшей и неопределенной ситуации, глупо погибшей Олич, которая могла бы жить да жить. Все события последних дней просто вырывались наружу, и я тихо, беззвучно расплакался, как школьник, прибежавший к маме с самой большой проблемой, которую он просто не знает, как решать и что с ней делать дальше.
Наташа гладила меня по голове, а я жалел себя. Да, мне было интересно влезть в эту историю, оказаться в таком замесе, но я никогда не думал, что все это будет не реально веселым приключением, а, скорее, чем-то вроде американских горок во время жестокого похмелья. Был у меня такой опыт, и больше я его вот совсем не готов повторять. Мимо тебя проносится земля, оказываясь то справа, то слева, в лицо бьет холодный сентябрьский ветер, сзади то ли от страха, то ли от счастья орут, а ты сидишь, вжавшись в жесткое пластиковое кресло, и думаешь только о том, как бы дожить до конца и не расплескать все, что в тебе накопилось.
Впрочем, у Наташи были гораздо более интересные ассоциации.
– Карпов, ты сейчас котенка моей подруги напоминаешь. Он, когда мелкий был, умудрился как-то забраться в стиралку. Когда его хватились, он уже минут пять находился в безумном вращающемся мире, где его пыталось утопить мокрое белье, а все, что он мог, – это лишь мяукать и смотреть в круглый иллюминатор в ожидании хозяйки.
– Спасли?
– Спасли, конечно. К счастью, стиралка на спортивном режиме стирала, вода была холодной. Мы еще минут пятнадцать пытались понять, как дверку разблокировать, пока программа не закончилась. Я ролик на ютубе смотрю, как это делается, а Ирка обнимает машинку и рукой к окошечку прижимается, как в «Титанике» или детективах про свидание в тюрьме. А с той стороны абсолютно мокрый и настолько же несчастный кот. Мы еще, когда открыли, залили соседей снизу немного – не догадались таз какой-нибудь подставить.
Дурацкая история, но я даже заулыбался.
– Слушай, а давай сейчас купим две шавермы, пива и поедем на дачу дальше думать? Мы оба психанули, теперь время попробовать поразмышлять на трезвую голову.
– С пивом и на трезвую? Отличный план! Кстати, а в вашей дачной дыре хоть есть возможность купить шавермы и не отравиться?
Я погрозил пальцем.
– Но-но! В нашей прекрасной столице мира можно найти все что угодно. Почти как в Греции, только немного лучше.
Глава 23
Уж не знаю, что именно помогло – шаверма или пиво, но к Наташе хорошая мысль пришла почти сразу. Мы сидели на веранде, отрывая бумагу слой за слоем, пачкались в жирной шаве и запивали светлым пивом прямо из банок.
– Короче, я все поняла, – сказала Наташа, размахивая банкой.
– Что именно?
– Мы не психи и не больные. Вдвоем такой одновременной и одинаковой фигни просто не может быть, это же не грипп. И да, мы находимся в какой-то странной симуляции, причем главная причина всей это хрени – именно ты, Карпов.
Я вопросительно посмотрел на нее. Ответить не мог, рот был набит, а потому Наташа продолжила сама:
– Наверное, ты сейчас спрашиваешь: «Но почему именно я причина?» Не так ли, мой странный, жрущий друг?
Я кивнул.
– Это же легкотня. Ты можешь дозвониться до своего брата или родителей? Нет. Вот и я не могу ни дозвониться, ни пообщаться нормально. Только сообщения, да и то ощущение, что это нейросеть какая-то. Как если кто-то или что-то не может создать более или менее вменяемые копии этих людей. Ну такие, чтобы ты сразу не обнаружил подмену. Ты и так ее обнаруживаешь, только не сразу и не везде. Вот, к примеру, этот ваш краевед. Он же, как мне кажется, был создан с нуля, криво и косо. То, что его создавало, просто не знало, как он выглядит, а в результате получилась фигня, которая не бьется с реальностью.
Я даже шаверму перестал есть, настолько мне показалась здравой и интересной эта мысль. А Наташа продолжала. Это было похоже на любимые моменты из «Пуаро», когда маленький бельгиец вдруг начинал растолковывать, что к чему, и странные, разрозненные куски, будто по волшебству, идеально вставали в картину произошедшего.
