быть, как предполагают некоторые, теория эволюции превратила его в атеиста, ведущего крестовый поход против религии? К сожалению, авторитет и пример Дарвина постоянно используются для оправдания метафизических и теологических утверждений, которые выходят далеко за рамки его собственных представлений об эволюционной биологии. К счастью, благодаря активному изучению личности Дарвина и его наследия в контексте викторианской эпохи, которое ведется в последние десятилетия, на фундаментальный исторический вопрос о религиозных взглядах Дарвина ответить относительно легко[382]. Превосходный онлайн-проект «Дарвин» содержит раздел, где собраны наиболее важные исторически объективные и заслуживающие доверия свидетельства[383].
Рассмотрим два взаимосвязанных вопроса. Во-первых, каковы были религиозные взгляды самого Дарвина? Похоже, что Дарвин отказался от того, что мы назвали бы «традиционными христианскими убеждениями», примерно в 1840-х годах, хотя точное время, когда это произошло, установить затруднительно. Однако теоретически «отказ от ортодоксальной христианской веры» и «превращение в атеиста» – две разные вещи. Христианство предполагает весьма специфическое представление о Боге; вполне возможно верить в нехристианского бога или верить в Бога и отвергать некоторые иные аспекты христианской веры. Действительно, «викторианский кризис веры», очевидцем и участником которого стал Дарвин, может быть охарактеризован как сдвиг от узкохристианского к более широкому пониманию Бога, которое во многом определялось этическими ценностями того времени[384]. Как и многие другие, Дарвин, по-видимому, двигался к тому, что можно было бы назвать деистической концепцией Бога, отличной от более определенных христианских трактовок[385]. Нетрудно проследить более или менее непрерывный переход от христианской ортодоксии кембриджских лет Дарвина к его небиблейскому деизму времен публикации «Происхождения видов» и далее к еще более выраженному агностицизму (хотя Дарвин не был полностью последователен в своих убеждениях в это время)[386][387].
В то время как религиозные убеждения Дарвина, несомненно, отклонялись от того, что называют «христианской ортодоксией», на смену им не пришло хоть что-либо, отдаленно напоминающее агрессивную и насмешливую форму атеизма, которую мы, к сожалению, находим у некоторых современных его поборников. В самих трудах Дарвина мало что свидетельствует о подобном образе мыслей. В 1879 году, работая над автобиографией, Дарвин прокомментировал свое личное религиозное замешательство: «Мои суждения часто меняются… В своих самых крайних колебаниях я никогда не был атеистом в смысле отрицания Бога. Я думаю, что в целом (и все более и более по мере того, как становлюсь старше), хотя и не всегда, „агностик“ было бы более правильным описанием моего душевного состояния»[388].
Известно, что Дарвина особенно беспокоили два фактора, отрицательно сказывавшиеся на его отношении к традиционному христианству. Во-первых, он считал существование боли и страданий в мире невыносимым интеллектуальным и моральным бременем. Широко распространено мнение, что «проблема боли», как ее называл Клайв С. Льюис, является одним из наиболее значительных препятствий для христианской веры. В этой связи вполне понятно, почему столь чувствительный человек, как Дарвин, глубоко переживал тяжесть этой проблемы, особенно в свете его собственной продолжительной (и до сих пор необъяснимой) болезни[389][390]. Смерть его дочери Энни в десятилетнем возрасте, несомненно, усилила чувство морального негодования по поводу существования зла[391].
В 1961 году Дональд Флеминг выдвинул важный тезис, согласно которому страдания, испытанные Дарвином, во многом подтолкнули его к отказу от веры. По мнению Флеминга, Дарвин пришел к выводу, что «современный человек предпочел бы бессмысленное страдание страданию, ниспосланному свыше»[392]. Боль и страдание лучше принять как лишенный какого-либо смысла результат эволюционного процесса. Этот взгляд, как бы он ни был неприятен, казался предпочтительнее альтернативного представления о Боге как источнике страданий или о Том, кто позволяет другим причинять эти страдания.
Идея эволюции, протекающей в соответствии с определенными общими принципами или законами, притом что ее детали оставлены на волю случая, никогда полностью не удовлетворяла Дарвина. Слишком много здесь было нестыковок и трудных моральных вопросов, не в последнюю очередь связанных с тем, что естественный отбор сопровождается огромными жертвами среди живых существ. Однако это тревожило Дарвина меньше по сравнению с альтернативой в виде «благодетельного и всемогущего Бога», который «преднамеренно сотворил Ichneumonidae[393] с нарочитой целью, чтобы они питались живым телом гусениц»[394]. В первом случае зло хотя бы можно списать на случайность природы, а не на целенаправленный божественный замысел.
Во-вторых, Дарвин разделял моральное возмущение, типичное для середины викторианской эпохи, по поводу некоторых аспектов христианской доктрины, связанных с набиравшим влияние евангелическим движением. Подобно Джордж Элиот (1819–1880)[395] и многим другим в то время, он с отвращением реагировал на такие идеи, как вечное наказание, уготованное в аду для тех, кто не верит в Евангелие[396]. Дарвин особенно негодовал по этому поводу, зная о несколько неортодоксальных религиозных убеждениях своего отца. Как он писал в автобиографии: «И в самом деле, вряд ли я в состоянии понять, каким образом кто бы то ни было мог бы желать, чтобы христианское учение оказалось истинным, ибо если оно таково, то незамысловатый текст [Евангелия] показывает, по-видимому, что люди неверующие – а в их число надо было бы включить моего отца, моего брата и всех моих лучших друзей – эсхатологически потерпят наказание. Это учение отвратительно»[397]. В октябре 1882 года, спустя шесть месяцев после смерти Дарвина, его вдова попросила не публиковать этот отрывок. На полях рукописи мужа она написала следующее: «Мне бы не хотелось, чтобы этот размещенный в скобках отрывок был опубликован. Он кажется мне сырым. Сложно подобрать слишком суровые слова о доктрине вечного наказания за неверие, однако очень немногие сегодня сочли бы ее „христианством“»[398]. Здесь чувствуется общее настроение того примечательного периода английской культурной истории, когда некоторые аспекты евангелического христианства подвергались беспрецедентной критике, отражая растущее убеждение в том, что подобное понимание сущности и целей Бога недостаточно и неприемлемо во все более изощренной культуре того времени[399]. Дарвин говорит здесь голосом своего века, не добавляя ничего, что было бы как-то связано с эволюцией.
Но вот второй, более важный для темы этого раздела вопрос: какова, по мнению Дарвина, связь между теорией естественного отбора и христианством, вне зависимости от того, был ли христианином он сам? Другими словами, отодвинув личные религиозные взгляды Дарвина в сторону, зададимся вопросом, мог ли, по его мнению, христианин принять подход к эволюции, изложенный в последовательных изданиях «Происхождения видов»? Подчеркнем: Дарвин явно поднимает этот вопрос в своих работах, давая понять, что его теория не должна вызывать никакого интеллектуального дискомфорта для приверженцев традиционной христианской веры. Этому, пожалуй, наиболее яркому различию между Дарвином и Докинзом,
