во внимание культурное значение Британии в XIX веке, местные специфические условия викторианской Англии нельзя рассматривать так, как если бы они определяли христианскую веру на протяжении веков.
Необходимо понимать, что в противоположность плоской и статичной концепции Пейли ранними христианскими авторами были предложены динамические концепции творения, значительно более комплиментарные эволюционному подходу. В дальнейшем мы рассмотрим одну из наиболее известных таких концепций.
Динамические концепции творения: Августин Гиппонский
В начале V века один из наиболее проницательных и влиятельных христианских богословов Августин Гиппонский опубликовал свои размышления о первых трех главах книги Бытие. Трактат De Genesi ad litteram («О книге Бытие буквально») был написан между 401 и 415 годами[366]. Одна из наиболее важных обсуждаемых в этой книге идей – та, что акт творения не ограничивается лишь моментом возникновения всего сущего, но распространяется на его последующее раскрытие и развитие. Мир был создан со способностью к дальнейшему развитию под провиденциальным руководством Бога. Хотя некоторые понимали творение так, будто Бог вводил новые виды растений и животных в готовом виде в уже существующий мир, Августин полагал, что этот взгляд несовместим с библейским свидетельством. Бог скорее должен мыслиться как Тот, Кто создает изначальные потенции (Августин использует образ «семени»), которые в дальнейшем дадут начало всем живым существам, включая человека.
Таким образом, Августин утверждал, что Бог создал мир со способностью развиваться из «семенных причин», которые существовали с самого начала, содержа в себе потенциал для последующего развития конкретных органических видов[367]. Августин предполагает, что земля получила от Бога силу или способность производить вещи сама по себе[368]. «Семя» тут лучше всего понимать как эвристическое понятие, дающее неточную, хотя и полезную иллюстрацию богословски трудного, но важного представления о Боге, Который продолжает действовать в природе для актуализации потенциала, заложенный при ее создании[369]. Образ семени подразумевает, что первоначальное творение содержало в себе потенциальные возможности для возникновения всех последующих органических видов.
Таким образом Августин учил, что в творении есть два «момента»: один соответствует первичному акту возникновения, второй непрерывному процессу провиденциального руководства[370]. Признавая, что существует естественная тенденция думать о творении как о событии прошлого, Августин настаивает, что Бог действует и сейчас, в настоящем, поддерживая и направляя раскрытие тех «поколений, что Он заложил в изначальном акте творения»[371].
По Августину это не означает, что Бог создал мир неполным или несовершенным: «то, что Бог изначально установил в причинах, он впоследствии исполнил в следствиях»[372]. Мир был сотворен способным достигнуть со временем того состояния, которое Бог изначально для него предусмотрел[373]. Процесс развития, по словам Августина, управляется фундаментальными законами, которые отражают волю их Создателя: «родам и качествам вещей, которые должны из скрытого состояния стать видимыми, Он сообщил известные временные законы, однако же сделал это так, что воля Его остается выше этих законов»[374].
Мы видим здесь явное подтверждение руководящей роли божественного провидения в развитии природного мира согласно «фиксированным законам» [certas leges][375]. Это представление будет иметь большое значение для формирования более поздних представлений о «законах природы» или «законах науки». Августин использует идею направляемого Богом процесса развития, чтобы сформулировать двоякое понимание творения: как изначального события со заложенными в него возможностями и как последующей актуализации этих возможностей во времени.
Даже из этого очень краткого пересказа августиновского богословия творения ясно, что оно предлагает полезную основу для христианского осмысления биологической эволюции. В учении Августина подразумевается, что творение влечет за собой возникновение потенциально многоуровневой реальности, свойства которой раскрываются при определенных условиях, которые либо еще отсутствовали, либо были неподходящими в момент образования Вселенной. Августин утверждает, что Вселенная была создана с присущей ей способностью развиваться, подчиняясь Божьему руководству. Это резко контрастирует со взглядами Пейли, который считал, что любая идея о наличии в природе способности к самоорганизации равносильна атеизму[376].
Сопоставим подход Августина со знаменитым высказыванием Чарльза Кингсли (1819–1875), сделанным по итогам его размышлений о «Происхождении видов» Дарвина: «Мы издревле знали, что Бог настолько мудр, что может сотворить всё; но вот – он еще мудрее, поскольку может заставить вещи творить самих себя»[377]. Резонно спросить, не мог ли Кингсли взять эту идею скорее у Августина, а не у Дарвина? Разве не мог Кингсли, читая Дарвина, держать в уме эту богословскую концепцию и затем осознать ее возможное соответствие тому, что он нашел в «Происхождении видов»? В конце концов, английский биолог католик Сент-Джордж Майварт (1827–1900) знал о подходе Августина и понимал, насколько он важен для осмысления эволюции. «Святой Августин весьма примечательно настаивает на сугубо производном смысле, в котором следует понимать творение Богом органических форм. А именно, Бог создал эти формы, наделив материальный мир силой образовывать их при подходящих условиях»[378]. Фредерик Темпл (1821–1902), впоследствии ставший архиепископом Кентерберийским, также видел в подходе Августина очевидное указание на путь для христианского богословия. В своих известных лекциях 1884 года Темпл предположил, что Бог наделил творение «такими врожденными способностями, что с течением времени оно породило ныне существующие живые организмы… Можно сказать, что Он не сотворил вещи, но заставил их сотворить самих себя»[379].
Подход Пейли и его единомышленников – это историческая случайность, результат преобладающего научного консенсуса начала XVIII века, который некоторые неразумно считали непоколебимым, следствие позиции церковного истеблишмента, подчеркивавшего важность стабильности и порядка и готового ради этого согласиться с подходом Пейли и его предшественников. Они просто не знали о жизнеспособных и конструктивных альтернативах, которые появились еще в первый великий период христианской теологической рефлексии.
Если Пейли и его коллеги выбрали неверный путь, следует поблагодарить Докинза, который указал на это, хотя и отметим, что многие уже в викторианскую эпоху пришли к такому же выводу. Докинз дискредитировал не христианство как таковое, а специфическую английскую теологическую моду XVIII века, от которой христианские мыслители уже давно отказались. Католический религиозный философ Кристофер Ф. Дж. Мартин прав, когда замечает: «Существо, на которое нам указывает теория разумного замысла, – это не Бог, а Великий Архитектор деистов и масонов, самозванец, замаскированный под Бога, суровый, добрый и чрезвычайно умный старый английский джентльмен, вооруженный фартуком, совком, квадратом и циркулем»[380][381]. Тем не менее яркая аналогия Пейли кое-где до сих пор популярна, особенно в североамериканском протестантизме. Возможно, этот протестантизм и был настоящей мишенью критики Докинза.
Естественный отбор и религиозные убеждения: взгляды Дарвина
А как же собственная религиозная вера Дарвина? Может
