кожу. Она не хотела останавливаться.
— Хватит, — Клара взяла руку Марии и попыталась разжать её кулак. — Этим ты себе не поможешь.
Мария громко выдохнула, разжала кулаки, но боль никуда не ушла.
— Да, — продолжила Клара, — у кого-то жизнь легче. Кто-то получает больше, чем заслуживает.
— Почему? Почему жизнь так несправедлива? Почему я это вижу, а они нет? Ты-то должна знать, твои родители умерли, твой брат тебя бросил. У тебя было столько времени об этом подумать. У меня столько времени нет. Прошу, скажи мне! Почему жизнь так несправедлива?
— Мой брат меня не бросил, — ответила Клара, ошарашенная словами Марии.
Мария долго всматривалась в Клару, пытаясь найти ответы на её лице, но никак не могла их увидеть. Она смотрела не на человека, прошедшего через тиски боли, а на кого-то, кто всё ещё пытается от них убежать.
Мария опустила плечи. Не стоило ей сюда приходить и смотреть на детей. Лучше ей в лесу с Галахадом, где никого нет и некому завидовать.
— Прости, — медленно сказала Мария, высвобождая свою руку из руки Клары, — зря я это всё сказала. Я просто…я боюсь, — она сглотнула. — Я боюсь смерти. Я не дура, я знаю, что мы умрём в Воларисе. Галахад всегда прав в таких вещах. Он сказал — это самоубийство. И я не хочу умирать.
Клара сложила руки на подоле.
— Мы можем посидеть здесь какое-то время, — ей хотелось заплакать, обнять Марию. Но этим не поможешь. Сейчас ей нужен кто-то спокойный, верящий вопреки всему, что это не конец. Что Воларис — не конец. — Или… у меня есть другая идея, — вдруг просияла Клара. Она подбежала к детям, которые уже пинали друг — другу мяч, и что-то им сказала. Через несколько мгновений мяч подкатился к сидящей Марии. Она подняла голову и загадочно посмотрела на ребят.
— Пинай нам! — крикнул один из них.
Мария ждала подвоха, обычно её ровесники были к ней добры, только когда это было необходимо, как часть розыгрыша или насмешки. Ей никак не удавалось подружиться с себе подобными. Они словно видели в ней что-то чужеродное, им неприятное, что ускользало от самой Марии, но отчётливо прорисовывалось в том числе для её матери.
И всё же Мария покорно встала с бордюра, попыталась скрыть улыбку, нарочно прищуриваясь от солнца, которое после ночной грозы шло на пользу всему городу, и ударила по мячу, что есть сил. Мяч полетел быстро и высоко, да так, что одному из мальчишек пришлось бежать за ним. Мария слегка прикрыла глаза, боясь, что мяч попадёт кому-нибудь в голову, кто проходил мимо. Но всё обошлось. Мальчишка, возвращаясь с мячом, был приятно удивлен такому сильному удару. Он одарил Марию гордой улыбкой и позвал к ним в круг.
— В следующий раз бей чуть-чуть послабее, — отметил он, а вокруг засмеялись.
Марии стало стыдно, она опустила голову. Она почти решила, что над ней снова издеваются, но когда ей удалось набраться смелости и взглянуть на ребят, на их лицах отображалась не насмешка, а принятие. Будто они хотели смеяться не над ней, а вместе с ней. Мария улыбнулась в ответ.
Глава четырнадцатая
Сколько бы Мария с Кларой не пинали мяч, сколько бы не смеялись, им пришлось вернуться в тот мир, где стоит особняк мэра и где Галахад готовится к отправке. И где дети умирают, а мир продолжает двигаться дальше.
Перед воротами в особняк мэра Мария сказала то, о чём думала с недавних пор:
— Ты знаешь, если каким-то чудом мы с Галахадом вернёмся, я бы осталась здесь с вами. Может, стану горничной, как и ты. Будем по вечерам обсуждать сплетни, найдём подход к твоему брату. И мэр у вас хороший. Мне он нравится.
Клара одобрительно кивнула, не сдерживая широту улыбки. Ей было приятно завести друга и надежду на будущее.
— Я буду тебя ждать, — сказала она.
Когда они зашли во двор, Галахада уже вовсю шатался по нему. Он заходил в особняк, возвращался оттуда с продуктами и клал их в сумку, стоящую на земле, а затем снова уходил в особняк. Вскоре сумка была заполнена едой, Галахад поднял её и начал привязывать к необычайно выделяющемуся коню. Чёрному как уголь, с коричневой длинной и красивой гривой. Его мускулистые ноги и туловище вырисовывались под солнечным светом, словно были запечатлены на картине. Он была почти в два раза больше той лошади, на которой они сюда прискакали.
— Кто-то ночью наш хлеб поел, — сказал рыцарь, когда Мария с Кларой подошли. — Из-за этого у нас на одну булку меньше.
«Наверняка мэр догадался, что это была я», подумала Мария и прикусила губу. Галахаду она ни за что в этом не признается. И сама не понимает почему. У него есть более веские доводы бросить её на произвол судьбы прямиком в костлявые руки.
— Галахад, скажи мне, зачем ты всё-таки отправляешься со мной в Воларис? Ты сам говорил, что это самоубийство.
Рыцарь остановил собственную суматоху и посмотрел на Марию. Сначала серьёзно, несколько секунд, а затем заулыбался.
— Это ты ведь булку хлеба поела?
Мария невольно улыбнулась в ответ.
— Не меняй тему.
— Я не знаю почему. Но у нас есть шанс. Сам король тебя позвал. Стоит попытаться. И знаешь ещё что?
— Что? — серьёзно поинтересовалась Мария.
— Ничего страшного, булкой меньшей, булкой больше.
Галахад затянул шнурки на сумке и сделал бант, не снимая улыбку с лица.
— Будет держаться, — он хлопнул ладошкой по туловищу коня.
Тут то Мария наконец поняла:
— Новая лошадь?
— Да, его зовут Маркиз. Подарок мэра. Он очень щедр. Подозрительно щедр. Учитывая, что за эту лошадь я не спускался в канализацию.
— Он хороший человек.
Галахад ничего не ответил. Его лицо утонуло в накинувшихся мыслях.
Мария огляделась.
— Я думала, нас придут провожать больше народу.
Под «больше» девочка имела в виду хоть кого-нибудь, помимо Клары и ещё двух стражников на крыльце особняка. И то, наверняка эти двое здесь не по своей воли, а по приказу.
— Я думала, будет мэр.
— Как мне сказали, он очень занят, — задумчиво ответил Галахад.
— А где жители? Никто не хочет посмотреть, как легенда вскочит на коня и отправиться в мёртвый город?
— Это наверняка из-за
