можно было приготовить настоящий вкусный хлеб.
Устройство жерновой мельницы очень простое. Бункер для зерна. Два бетонных диска диаметром около 1,5 метра толщиной примерно 50 сантиметров, с насечкой или вставленными металлическими пластинами на рабочей поверхности. Один (нижний жернов) закреплен неподвижно, а второй вращается на оси. Зерно из бункера поступает в полость между жерновами и перемалывается. Качество помола регулируется поднятием или опусканием верхнего жернова. Готовая мука по лоткам попадает в мешки или специальный короб.
Именно такие жернова приводил в движение, посредством ременной передачи, обслуживаемый мною локомобиль. Нужно отметить, что во время помола в помещении мельницы обильно летают мелкие мучные пылинки, которые в считанные минуты окрашивают всех находящихся там в белый цвет.
Итак, мука готова, просеяна. Только после всего этого можно печь хлеб. В деже на сохраненной или взятой у соседей опаре, заводилось тесто, и на несколько часов ставилась на лежанку печи. Тесто подходило. Несколько раз его перемешивали. И только, когда оно хорошо поднимется, формировали буханки и ставили в печь. Как правило, выпекали с расчетом, чтобы хватило семье на 5-6 дней
Сытым и работалось гораздо веселее.
Вообще, повседневный труд крестьянина состоит как бы из двух частей.
Первая часть – труд «по хозяйству» и на приусадебном участке.
Вторая часть – работа в колхозе. Которая из них важнее, сказать сложно. Но для того, чтобы обеспечить хотя бы безбедное существование, крестьянин должен одинаково усердно трудиться и там, и там.
Трудодни, заработанные в колхозе, обеспечивали основную долю потребностей семьи в деньгах, зерне, сене и других крайне необходимых вещах. Именно колхозом решались задачи, которые требовали огромных материальных и физических затрат: работы по мелиорации болот, строительству дорог, механизации всех трудоемких работ и так далее.
Кроме того, только в колхозе, при имеющемся уровне механизации, можно было достичь хороших результатов при выращивании и переработке в больших объемах некоторых технических культур, таких, как кок-сагыз, конопля, лен, табак и других.
Для меня Белоруссия моего детства это прежде всего болото. Болото начиналось прямо за огородом и заканчивалось неизвестно где. На болоте мы собирали щавель, пасли скот, заготавливали сено, камыш, ягоды калины, дрова и ивовую кору для постолов, то есть лаптей.
Поздней весной, когда спадали талые воды, болото дарило нам в большом количестве яйца диких уток и оставшуюся в канавах и пелях рыбу, которую мы ловили руками.
Делалось это так. Мы раздевались до трусов (у кого они, конечно, были – подавляющее большинство мальчишек обходились без этого элемента одежды), залезали в канаву глубиной с полтора метра и начинали в ней бегать, поднимая со дна болотистый ил. Вода становились мутной, грязь забивала у рыбы жабры, и, чтобы дышать, она всплывала к поверхности воды. А дальше дело техники – подходишь к ней сзади и руками выбрасываешь на берег.
Правда, иногда болото преподносило и неприятные подарки в виде тонущих в трясине лошадей и коров. Животных практически всегда спасали, но для этого всем спасателям приходилось хорошенько выкупаться в грязи.
Посевные площади возле нашего села были очень ограничены, а их расширение было возможным только за счет болота. Но, чтобы это произошло, нужно провести сложные и крупномасштабные работы по мелиорации, то есть болото нужно осушить. Выполнение подобных работ требует привлечения значительных финансовых и материальных затрат, наличия дорогостоящей техники и опытных специалистов.
Буквально на моей памяти, в течение каких-то пяти лет такие работы были проведены. Река Брагинка была углублена и выпрямлена. На ней построили шлюзы для регулировки уровня воды. Территория болота была поделена на «карточки» канавами, которые сбрасывали воду в реку. Колхоз получил новые посевные площади, а природа понесла значительный урон.
Исчезли заросли ивы на заливных лугах и вдоль всей реки. Раньше, приходя к реке, можно было долго любоваться красотой природы. Теперь же река стала как бы голой. Человек снял с нее зеленый наряд, и она перестала быть для меня такой притягательной и любимой. В детстве река манила к себе, и мы проводили там массу времени – развлекаясь, купаясь, ловя рыбу. Теперь же для меня эта река уже перестала быть рекой моего детства, превратившись просто в малопривлекательный канал.
Все это можно бы понять и оправдать, если бы не одно «но»….
А это «но» состоит в том, что разумно воспользоваться вновь обретенными посевными площадями не смогли. Два-три года хороших урожаев свеклы и кок-сагыза, а затем земля оскудела и, кроме того, оказалось, что почву «пересушили». Уничтожение зеленых кустарников и система осушительных каналов привели к тому, что грунтовые воды ушли слишком глубоко. Колхоз нашел выход – построили громоздкую и дорогостоящую систему полива. Правда, в 2005 году она уже не работала.
Если же говорить о домашнем подсобном хозяйстве, то оно давало почти 100% потребляемого семьей мяса, молока, овощей и фруктов.
Но при этом его содержание требовало массу времени. Свободным от общественного труда колхозник был только в воскресенье. Во время посевной или уборки он лишался и этого выходного. Поэтому часть работ на приусадебном участке и по дому выполнялись до начала рабочего дня в колхозе, во время обеденного перерыва и после работы.
Каждая семья имела приусадебный участок. В нашем колхозе это 60 соток земли. На них ты был волен строить дом и иные постройки, выращивать любые деревья, кустарники и сельскохозяйственные культуры.
Правда, сады на приусадебных участках были небольшими – 5-6 яблонь, 1-2 груши, несколько деревьев слив, вишен и ягодных кустарников. Сдерживающим фактором расширения налог на плодовые деревья и кустарники, который брался деньгами. Сам по себе налог в денежном выражении был небольшой, но в сочетании с налогом на корову (220 литров молока, если корова столько не давала, то нужно было покупать), налогом на кур (180-250 яиц по такой же схеме)… В общем, при оплате трудодня в несколько копеек все эти налоги становилось неподъемным.
Чтобы избежать налогов люди со слезами на глазах рубили многолетние деревья и кустарники, часть из которых была посажена их отцами и дедами. Но если власть замечала это, то за уничтожение сада штрафовали. В 1954 году Г.М. Маленков вполовину снизит все эти налоги, за что и остался в памяти народной добрым и хорошим правителем.
Наш приусадебный участок состоял как бы из двух частей. Двор с садом занимали 15 соток, а на другой стороне улицы было еще 45 соток. В саду росли пять яблонь различных сортов, три груши, штук пять – шесть слив, кусты малины, смородины, и по всему периметру сада – бессчетное количество вишен и черешен. Они росли так
