Иван Баркевич
Из болот
***
Я ночью видел дивный сон:
Мороз кудрявый брови сдвинул;
Деревья затрещали… Стон…
Последний стон меня покинул.
–
Меня забросили в овраг,
Где тихий иней распустился.
Я умирал, звучал набат,
Куда же делся старый стилос?
–
Его мне привезли с раскопа,
Давно погиб учитель, друг…
Его не стало, как кого-то…
Его не стало как-то вдруг…
–
Куда-то делся мой блокнот –
Широкий, кожаный, с узором…
Подарок девушки для нот…
Она жива — глядит с укором.
–
Нет-нет… Она там не винит…
Ни грубость черт моих, ни… расставанье…
О Господи… Один визит…
Позволь увидеть лишь… Молчанье.
–
Меня куда-то отвезли –
Повсюду холод щиплет кожу.
Как можно дальше от весны –
Как можно ближе к мерзкой роже.
–
Они оставили её… Нарочно…
Ничего не тронув. Они вошли.
Вросли наростом…
Оставив карточку погоста.
Она не плакала, не крыла
Уродов этих черным матом.
Она, как ангел белокрылый,
Поцеловала алым маком
Своих губ.
–
Проснувшись посреди кровати,
Я не увидел алых пятен…
Я посчитал, что просто спятил…
А за окном горел мороз.
***
Тонкая, жалкая, куцая книжка –
Желтые листики, сшитые ниткой.
Нету обложки, нет тиража;
Блеклые буквы — печать «гаража».
Но кровью забрызгано каждое слово –
Боль свобода лежат за основу.
Честь, как пожар, полыхает на строчках.
В застенках поставлена крайняя точка.
Автор забытый, кровью умытый,
Ночью пустынной шептал:
«Мы не забиты, мы не урыты!
Нас лишь отправили… На вокзал.
Нас не сломали, нас не согнули,
Помните, люди, пожалуйста, страх!..
Утром мы видели очи косули…»
–
Кровь запеклась на последних листках.
***
Знаешь, Ань… Бывают минуты…
Когда задыхается время и бред.
Взграяли вороны — Они не вернутся,
Тьма окутала след…
След непонятный, рекою замытый,
Робкий, неровный, слепой…
Катится странник, всеми забытый,
Речи шумят над толпой.
Реки вздымаются, воды чернеют,
Едкая соль изжирает внутри…
Страшная правда — бред очерствелый,
Черная известь синеет в дали.
Мир заболел, человек подыздох,
В кладке кремлевской плоть –
Плоть палачей и сталь сапогов –
Прочь, уходите прочь!
Тьма окутала след…
Странник
Бредет…
Окно — тюремный просвет,
Стланик
Растет…
Кто… Войдет?
Мечутся люди, белеют губы,
Трубы играют, трубы!
Праздник кругом…
Крууу-гом!
И в пасть сапогом
Трупу.
Зовите труппу!
Праздновать и отмечать…
Мчать! Мчать…
Как можно дальше,
Как можно скорей,
Но… остановись…
Странник
Бредет…
Черный поток,
Мерзкая гать –
Нас не достать.
Омуты, бездны –
Обманут въезды.
Обманет дом –
И жизнь в нем
Молча пойдет
По кругу…
По лугу, по полю,
По речке, по людям…
Кто-то поймет,
Кто-то разлюбит –
Ворон крылом
Разбудит.
Сон… Уходите в сон!
Но во сне темнота,
А во зле пустота,
А вокруг простота…
И никому… Никогда… Ни черта!
Кроме тех, кто горел,
Кроме тех, кто пылал,
Кром тех, кто прошел:
«Сапогом по глазам
И огнем по груди»,
Кроме тех, кто плевал
Палачу на следы!
Странник
Разгородил…
Где… Когда… И зачем?
–
Ходит пустынный калика.
Воду несет для жизни…
Позволь мне последнему, крайнему,
К ковшу твоему прислониться –
А коль не позволишь — пойму я…
Безумен я… И труслив.
Калитка моя, старая,
Скрипит от позоров, обид…
Я сдавался, ложился,
Но всё же… Хоть немного, но
Сохранил… Честь твою, Боже,
Помоги мне и дай мне сил…
***
Каждый раз я должен тебя оставлять:
Для кого-то, куда-то, зачем-то бежать…
Тихо крадусь из квартиры, как тать,
Вступая в холодную мерзкую гать.
Мне дали святой «Соловьиный сад»,
Мне дали возможность трубить в набат,
Но я ухожу в свой мелочный ад,
Где гниль на деревьях растят.
Неужто мы созданы для беготни!?
Вить, завивать из души бигуди –
Ползать в асфальте, как в гнили глисты,
Бегать от света, скрывать от любви…
Мы же должны оставаться с ними…
Не заставлять их себя отпускать,
Не предавать их глазами слепыми,
Не понимающих, где надо рвать!
Мы предаем… Каждый день друг друга…
Мы оставляем… Везде и всюду.
То, для чего живем.
Мы разрушаем… Наш Дом.
***
Измятый фрак, в цепях рука,
Глаза седые смотрят в даль.
Бредет, цепляясь за асфальт,
Калика прошлого, одетый в ночь.
–
Настал цейтнот — гремит набат,
Бушует родненький раздрай…
Засохла кровь на их губах,
Бредет калика, ищет дочь.
–
И свист кнута, и удила,
И стойло в зареве огня,
Пожар бушует — люди спят…
Бредет калика — Бог распят!
Свисает фрак с широких плеч,
Глаза глядят на подлецов.
Конвою велено стеречь,
Но он забылся в буре снов.
Сбежавший калика бредет,
Играя музыку без нот.
Одетый в ночь он ищет дочь:
Дахау… Колыма… Невмочь!
Безумен глаз и честен взор,
Горит в душе его укор –
Укор не в сторону убийц,
Что взять с них… Племени без лиц…
Укор на нас, на бессловесных,
Пускающих в пустоты бесов.
–
Бредет калика — в ночь одет…
Он ищет дочь
Две тыщи лет.
Измяли фрак,
Изъяли крест,
Изъели свет.
–
Какой же Бог возможен в мире!?
Какой отец в гнилой квартире…
Он ходит здесь, в обличье нашем…
А мы… Сажаем, бьем и пашем.
***
В память всем мирным людям, погибшим в зверском нападении 7-го октября.
Их волокли по бетону,
Бились о камни пули…
Гнули тела, как подковы,
И поджигали, как стулья.
Кровью изрезано солнце,
Днем здесь темно как ночью.
Дети… недолго рыдали… Солью
Здесь посыпали… Прочь всем!
Там старика, как мешок,
Выволокли на песочек…
Сколько же можно слов
Наговорить вместо точек!
Вот он спокойно жил:
Старость, жена и дети…
Месиво крови и жил –
Вместо обычной смерти.
–
У девушки на глазах
Мутная пелена…
Сколько же склизкого зла
Перенесла она?!
Лети-пылай белена…
-
Они ворвались на рассвете,
В дом, где зажегся свет.
Двери, как небо разверзглись,
Резко прервался сонет…
Его заставляли согнуться –
Губами припасть к сапогам…
Его раздробили, как блюдце…
Но честь оставалась Там…
