капитальной ненависти. То хочу его до изнеможения, до убить готова за холодность. Со Свирским такого не было. Совершенно обычные отношения, начинающиеся с ухаживаний, взаимной симпатии и перерастающие в постоянство. Когда я вижу Романова, чувствую себя озабоченной нимфоманкой. Сексуальное влечение к нему настолько всеобъемлющее, что я никогда не думала, что так бывает. Я преподношу ему себя чуть ли не на блюдечке, забивая на свои амбиции и самоуважение.
— Я не знаю, Ал, — вырисовываю круги трубочкой в своем коктейльном фужере. — Тебя когда-нибудь влекло к мужчине, который изо всех сил тебя игнорирует? Хотя глупый вопрос. Не родился еще тот мужик, способный тебя игнорировать.
Рюмина невесело усмехается и забрасывает в рот дольку картофеля фри. Вскользь, но успеваю заметить на ее лице оттенки печали такие, о которых не говорят — личные и болезненные.
— С чего ты решила, что он тебя игнорирует? Вы с ним два раза чуть не перепихнулись, — Рюмина ударяет своим бокалом с водкой и ананасовым соком по краешку моего фужера.
Как она может пить эту дрянь? Четыре бокала ананасового пойла, а Рюмина — ни в одном глазу. Я же второй сладкий коктейль, наполовину разбавленный льдом, еле добиваю, а чувствую, что начинает развозить.
— Не знаю. Он постоянно обламывает. Может у него есть жена?
— А если есть, тебя это остановит? — заинтересовано спрашивает подруга.
Не думала об этом. Когда не знаешь, вроде как ничего и нет. Ты можешь легко себя оправдать и свалить ответственность на другого. Но вопрос в том, насколько вероятно, что после всего твое внутреннее чувство вины не будет разъедать тебя заживо?
От неопределённого ответа меня спасает очередной стрелок девчонок на вечер:
— Девчонки, привет! Вас угостить?
— Привет, красавчик, — оборачивается Рюмина и одаривает парня своей самой наповалсражающей томной улыбкой. Прыскаю, потому что этому «красавчику» еще скакать-не-доскакать от стадии примата до питекантропа. — Угощать не нужно, а вот оплатить наш скромный счет можно.
Боже! Ну как у нее это получается! Парень под приличным шафе осматривает наш скоромный столик, на котором стоит недопитая бутылка водки, сок, мои коктейли, фруктовая нарезка, гигантская тарелка картофеля фри и мини-брускетты с красной икрой и семгой.
С интересом посматриваю на парня, который напряженно чешет затылок, решая, что ему дальше делать. В его голове сейчас идет неистовая борьба между здравым смыслом, чтобы свалить, самобичеванием — за то, что крупно с нами облажался, и идиотизмом, если вдруг решится оплатить наш столик.
— Эээ… без проблем, — мнется парень. Всё-таки идиот.
Алка закатывает глаза и крутит головой, я же тихонько смеюсь, когда питекантроп просит наш счет.
— Значит, — не обращая внимания на нашего нечаянного спонсора вечера, продолжает подруга, — он действует на тебя, как мята на кошку? Это всё гормоны, тебе давно пора попрощаться со своей святой девственностью. Уже не прилично, Сурикова, ее хранить. Срок годности тоже не вечен.
Шикаю на Алку, чтобы прикусила язык. Наш стрелок развесил уши и, готова поспорить, уже на все сто процентов уверен, что ему сегодня чертовски повезет.
— Давай, звони ему, — требует Алка.
— Девочки, — встревает довольный стрелок, — теперь познакомимся поближе? — переводит внимание с меня на Рюмину и обратно, помахивая чеком.
— Давай завтра, красавчик? — мурлычет подруга. Мягко касается его груди и облизывает губы. — Иди, милый, иди.
— А-а… хо-ро-шо, — словно под гипнозом двигается парень обратно к своему столику.
— Хорошо, — закрываю руками лицо и беззвучно трясусь. — Он сказал «хорошо». То есть он думает, что завтра мы будем его здесь ждать?
— Сурикова, малышка, он думает сейчас тем, что у него в штанах, а там, как правило, мозгов не бывает.
— Господи, Рюмина, почему мы с тобой не гомосексуалки? Я тебя обожаю! — хнычу я. И это правда! Моя подруга — женский эквивалент мужика, которого я бы хотела видеть рядом с собой.
— Я тоже тебя люблю, Сурок, — Рюмина тянется ко мне, и мы обнимаемся, — но спать с тобой не буду, не проси. Лучше звони своему пижонскому Костюму, думаю, он с этим справится лучше, чем я.
— О, нет! Ты что, — отстранившись, кручу головой, — я не буду ему звонить. Он и так меня считает прилипшей малолеткой. Да и что я ему скажу?
Вообще, мне есть, что сказать, например, какой он — мудак, или, что прошло чертовых трое суток, со дня, когда я просила его о помощи. Думаю, этого времени было достаточно для такого человека, чтобы разузнать информацию о неизвестном номере. Но этот надменный поганец либо сознательно дает мне понять, чтобы я его не доставала, либо ждет, когда я сама ему позвоню.
— Скажи прямо — что хочешь его. От такого предложения сложно отказаться.
Смеюсь. Да я в жизни не смогу такое сказать. Подруге — да, а вот мужчине — ни за что.
— Нет, не буду. Пошел он к черту.
***
— Пошел к черту, — печатаю в телефоне. — Так пойдет? — показываю Рюминой.
— Отправляй, — подруга прищуривается и делает умный вид, будто читает научную статью, потом поднимает вверх большой палец. — Отлично.
— Я не звонила, — убеждаю Алку.
— Нет, — поддакивает.
— А это не считается, — киваю на сообщение.
— Не-а. Отправляй, — Алка выхватывает из моих рук телефон, и сама нажимает «Отправить».
Водка с ананасовым соком все-таки Рюмину догнала. И теперь из нас двоих наиболее разумной выгляжу я. Пока прикидываю, что делать с разомлевшей подругой, мой дисплей загорается цифрами, от которых я мгновенно трезвею.
На словах быть смелой легко, на деле же…
На деле я пасую. Наша пьяная выходка теперь мне кажется несусветной подростковой глупостью. Я сама удобряю почву, чтобы он видел во мне несмышлёного ребенка. Вряд ли бы взрослая умная женщина так поступила. Но с другой стороны, он звонит мне сам, можно было бы проигнорировать мое сообщение, а раз он этого не сделал, решаю, что ему это нужно так же, как мне.
— Алло…кхм, — откашливаюсь.
— Ты хотела мне что-то сказать? — черт, как же я соскучилась по его голосу! Млею и купаюсь в его баритоне точно воробышек в теплой весенней луже.
Что он там спросил?
А!
— Что хотела, то уже сказала, — огрызаюсь.
— Понял. Ты пила? — как у него так получается? Одним вопросом ставить меня в неловкое положение: то малолеткой себя чувствовать, то безмозглой тупицей, а теперь вот алкоголичкой.
— Да, я и сейчас это делаю, — фыркаю.
— Передай ему, что он — осел, — вворачивает вдруг Рюмина, а у меня глаза с орбит сходят. Кручу у виска пальцем и губами велю ей заткнуться. — И, если он тебя обидит, я ему всю рожу его юриспри…ой…юристру…черт…юрисперденческую расквашу, — заплетается ядовитый язык Аллочки.
