Книга Остров - Андрей Алексеевич Кокоулин

Так остров оставался для нее в шаговой доступности. Если что.

— Супер.

Вооружившись вилкой, сын тут же перекинул две сосиски себе в тарелку.

— Слушай, Нат, — поместив опустевшую кастрюлю в раковину, Лаголев открыл холодильник, — у нас вроде бы еще соленый огурец оставался. Который вырвиглаз. Помнишь, его деть было некуда? Сейчас настрогали бы…

— Я съел, — сказал Игорь.

— Когда? — удивился Лаголев.

— Ну, ночью.

— Это ты погорячился.

Игорь вдруг надулся и механически разделал одну из сосисок на три части ребром вилки.

— Да я это… Я аппетит нагулял. А пришел, мама меня сразу спать погнала. Я бы оставил, если б знал.

— Так себе оправдание, — сказал Лаголев.

— Бедный огурец! — вырвалось из Натки.

— Кто? — удивился Игорь.

Лаголев захохотал. Натка сначала крепилась изо всех сил, но потом не выдержала и сама. Ей представились это сморщенное, бледно-зеленое, пупырчатое существо, доживавшее свой соленый век в банке в дальнем углу холодильника, переставшее даже гадать, когда его пустят на салат или рассольник, и сын, под голодным взглядом которого даже сухари и галеты каменной твердости приобретали гастрономическую ценность.

— Смейтесь, смейтесь, — обиделся, склонился над тарелкой сын.

Лаголев тронул его за плечо.

— Прости. В нас сейчас дури много.

Игорь выпрямил спину.

— То есть, это все-таки дурь?

Он набил рот, но не успел прожевать и теперь говорил с надутой, как у больного флюсом, щекой. Все, я не смеюсь, сказала себе Натка.

— И где вы ее взяли?

Сын краснел, когда горячился.

— Мы тебе все расскажем, — сказал Лаголев и показал глазами на тарелку. — Ты ешь давай.

— А вы?

— Мы тоже.

Лаголев начал с картофеля. Натка отломила хлеб. Игорь, ко всем телодвижениям родителей воспылавший нешуточной подозрительностью, с великолепной трагической паузой, воскликнул:

— А сосиски?

— Пожалуйста, — пожала плечами Натка.

Секунд пять сын с недоверием наблюдал, как она жует, отделив ножом кусочек пахучего розового мяса.

— Я тоже могу, — сказал Лаголев и пригвоздил свою сосиску к тарелке. — Смотри. — Он откусил сразу половину и заработал челюстями. — Вкусно, кстати.

— Папа, блин. Сам знаю, — буркнул Игорь.

Он занялся своей порцией, не забывая, впрочем, бросать быстрые взгляды то на отца, то на мать.

— Чайник? — спросил Лаголев.

— Да, Саш, поставь, пожалуйста, — попросила Натка.

Сын фыркнул.

— Вы даже не слышите, как разговариваете! — заявил он, подгребая кубики картофеля к вилке ломтем хлеба. — Вы раньше так не разговаривали!

— Как? — спросил Лаголев, зажигая конфорку под чайником.

— Ну, как будто…

Игорь смутился. Он хотел сказать: «Как будто мама передумала разводиться». Это было нетрудно прочитать по его лицу.

— Как будто у нас все хорошо? — выручила его Натка.

— Да!

— Ну, на самом деле, все не так уж и плохо, — сказал Лаголев, доставая кружки. — Просто иногда нужно сдвинуть холодильник, чтобы это понять.

— Понять, что важно в жизни, а что нет, — поддержала Натка.

У Игоря вдруг задрожали губы.

— Вы что, в секту вступили? — спросил он.

— В какую?

— Ну, в которой обещают радость и просветление. Я видел, ходят такие с книжками по домам. То бритые, в белом. То с сумками через плечо, в черном. «Отрекитесь от суетного, жизнь есть любовь».

— Они не так уж не правы, — сказал Лаголев. — Только цели у них как раз суетные. Меркантильные. Ты доел?

Игорь посмотрел на отца.

— Пап, если вы все же вступили…

— Тарелку давай, — протянул руку Лаголев.

— …то я убегу из дома, так и знайте, — сказал Игорь.

Он передал пустую тарелку отцу. Лаголев показал ее Натке.

— Даже мыть не нужно.

— Это наш сын! — гордо сказала она.

Тарелка отправилась в раковину. Закипел чайник, и Лаголев ловко снял его с огня. Кипяток пролился в кружки.

— Пьем, и к делу, — объявил Лаголев.

— Эх, конфетку бы, — вздохнула Натка, наливая чаю из заварочного чайника.

— Я завтра куплю.

— Думаешь, у твоего Кярима Ахметовича совесть проснется?

— Куда он денется?

Лаголев, задумавшись, долго взбалтывал пустой кипяток ложкой, потом долил чаю, сыпнул сахарного песка. Натка заметила, что его движения, повороты головы, жесты, мимика обрели ясность и спокойную неторопливость уверенного в себе человека. Она почувствовала, что снова в него влюбляется. Это мой Лаголев, прошептал кто-то в голове. Мой Сашка. Александр. Мой! Что-то будет ночью!

— Мам.

— Да?

Натка с трудом отвлеклась от созерцания мужа. Как бы ее за слишком вольными мыслями сын не застал врасплох. А то думается всякое, не целомудренное, постельное. Бежать с этим за холодильник — пф-ф!

Бежать от этого — еще большее пф-ф!

— У тебя еще сосиска осталась, — сказал Игорь.

О, вечно голодное дитя!

— Ешь, разрешаю, — сказала Натка, размышляя о сосиске как… кхм… символе.

Лаголев, у тебя же есть сосиска?

— Спасиб.

Цап — и тарелка опустела. Они допили чай. Натка по привычке оставила на донышке. Она любила вдруг обнаружить остатки, пусть даже холодные, в своей кружке. Бывает, запершит в горле, а там как раз на глоток.

— Ну, что? — хлопнул ладонями по коленям Лаголев. — Пора?

Простые слова, а момент сделался торжественным. Игорь прочувствовал, подобрался, тряхнул гривой.

— Я готов.

— Готов? Вставай, — сказал Лаголев. — Нат, ты могла бы?

— Конечно.

Натка задвинула стул, освобождая проход к нише за холодильником. Перебралась к плите, к раковине, чтобы не мешать. Так, граждане, подумала она, в отдельно взятой городской квартире и происходит процедура посвящения младшего члена семьи в семейную тайну. Что ему откроется, вот что интересно.

— Эй, герой, заправься, — сказал Лаголев.

— Это обязательно? — спросил сын, тем не менее, заправляя футболку в джинсы.

— Для порядка не помешает, — Лаголев был строг. — Теперь проходи за холодильник.

Игорь оглянулся на Натку.

— Это тоже обязательно?

— Разумеется, — сказала Натка. — Без этого ничего не работает.

— Разыгрываете?

— Сам же вызвался. Вставай, — поторопил Лаголев. — Там на линолеуме гвоздиком нацарапаны границы.

— Не вижу.

— Встань сначала.

Игорь посопел и шагнул за холодильник. Лицо его было хмурым.

— Видишь теперь? — спросил Лаголев.

Сын нагнулся к едва заметным отметинам.

— А, ну да, что-то есть.

— За границы не выходи.

— И что?

— Не сутулься.

— Ладно.

— Закрой глаза.

— Блин, пап. Я на такое голимое разводилово не подписывался.

Лаголев приблизился к сыну.

— Хорошо, тогда скажи, что ты чувствуешь. Тепло? Вибрации?

— Ничего не чувствую.

— Я серьезно.

— Я тоже серьезно! — заявил Игорь, делая попытку выбраться из ниши. — Нашли, блин, дурачка…

— Стоять!

Лаголев приказал это негромким, но таким твердым голосом, что Натка, хоть это ее и не касалось, застыла на месте, боясь пошевелиться. Вот это муж. Мой муж. Лев.

Игорь медленно-медленно выпрямился. Рот он закрыть забыл.

— Не чувствуешь — значит, не чувствуешь, — спокойно сказал Лаголев. — Сосредоточься. Ты в состоянии сосредоточиться?

Игорь кивнул —