не интересуют ваши сомнительные предложения… – незнакомец мямлил что-то о высокопоставленном госте Москвы, – если вы продолжите меня преследовать, я обращусь в милицию… – Аня простучала низкими каблуками к выходу:
– Наверняка, Комитет, – решила она, – они пробуют воду. Нет, все должно случится только по любви… – она была уверена, что мать не любила их отца:
– Если он вообще был нашим отцом, – подумала Аня, – может быть, у мамы был и второй муж. Может быть, мы именно его дети, а Павел… – она прижалась щекой к теплым волосам брата, – Павел родился потому, что у мамы не было другого выхода… – пока они больше ничего узнать не могли:
– Остаются синагогальные архивы, – напомнила Аня брату, – посмотрим, что найдется там. Убирай фото, надо его показать Наде… – телефон мелодично тренькнул. Пьеро и Арлекин, не просыпаясь, клацнули зубами:
– Может быть, Надя… – обрадовалась Аня, – они вернулись в Новосибирск… – голос сестры был усталым:
– Все хорошо, – прижав трубку к уху, Аня слушала, как брат гремит посудой на кухне, – не волнуйтесь, отсюда мы летим в Иркутск и Красноярск… – Аня ласково сказала:
– Не утомляйся. В Москве тебя ждет подарок, – она нашлась, – помнишь скульптуру, которая тебя интересовала… – на том конце линии сестра помолчала: «Да». Аня деловито сказала:
– Мы нашли в журналах другие работы этого мастера. Ты приедешь и все увидишь. Сейчас позову Павла… – она не успела передать трубку брату. В аппарате что-то зажужжало, голос Нади оборвался. Неизвестный мужчина, вклинившись в разговор, сухо велел:
– Ожидайте через четверть часа на посте охраны, вместе с вашим братом. За вами выслана машина… – комитетчик, как о нем подумала Аня, добавил:
– Вы поедете на торжественный ужин. Наденьте вечерний наряд, товарищ Левина… – Аня аккуратно положила трубку на рычаг:
– Торжественный ужин. С делегатами съезда, что ли… – она крикнула брату: «С Надей все в порядке! Доставай костюм и галстук, нас везут во Дворец Съездов!»
Облетевшие цветы шуршали под холодным, почти зимним ветром. Скрипела мраморная крошка на дорожке розария. Вихрь мотал из стороны в сторону закрытые брезентом лодки, пришвартованные у серых камней освещенного яркими прожекторами мола. На другом берегу озера, за покрытой барашками волн водой, Надя разглядела дальнюю полоску леса.
Ее привезли сюда из военного аэропорта, где приземлился новосибирский рейс. В «Волге» затемнили стекла, она понятия не имела, где находится. Девушка придерживала изящной рукой воротник собольей шубки:
– Где-то под Москвой, но неясно где. Ни товарищ Матвеев, ни врачи, ни змеюка… – она покосилась на спутницу, – мне ничего не скажут…
После ужина ей позволили телефонный звонок домой. Стол накрыли в старомодной столовой, украшенной античными колоннами светлого мрамора и яркой фреской. Разглядывая картину, Надя поняла, что раньше композиция была другой:
– Они замазали Сталина, – девушка скривилась, – теперь советские пионеры и школьники несут цветы непонятно кому… – оглядев накрахмаленную скатерть, антикварное серебро приборов, Надя хмыкнула:
– На дворе космический век, товарищ Матвеев, но вы, кажется, решили разыгрывать аристократа… – в сумочке Нади завалялась подхваченная в Академгородке пачка импортной жвачки. Девушка не могла отказать себе в удовольствии. Громко жуя, устроив безукоризненные ноги на соседнем стуле, она махнула официанту с непроницаемым лицом:
– Принесите мне аперитив. Мартини… – Надя пощелкала длинными пальцами, – с оливкой… – товарищ Матвеев откашлялся:
– Алкоголь и сигареты вам запрещены, не пытайтесь их заказать. Вам все равно ничего не подадут. Налейте нашей гостье зеленого чая… – спокойно велел он официанту. Шумно вздохнув, Надя ловко выдула пузырь жвачки.
В тюрьме, как она про себя именовала дачу Комитета, ее ждал врачебный осмотр. Доктора ничего не сказали девушке, но за ужином товарищ Матвеев заметил:
– Все проходит отлично. Больше вы никуда не полетите… – он сам тоже воздерживался от курения в столовой, – проведете время счастливого ожидания… – Надя незаметно передернулась, – здесь, под нашим присмотром…
Налив себе кофе, он расхаживал по дубовым половицам:
– Вы будете звонить семье раз в неделю… – тварь, как о нем думала Надя, остановилась, – объясните, что вас перевели в Пермское хореографическое училище… – Надя не сомневалась, что комитетчик читал ее досье:
– Девочкой я занималась именно там, – вздохнула она, – потом в интернат привезли своего преподавателя хореографии… – товарищ Матвеев добавил:
– У вас появится подруга, вы встретитесь за десертом… – на десерт подали марокканские апельсины и узбекский виноград. С отвращением потягивая зеленый чай, Надя заметила:
– На западе есть кофе без кофеина. Я уверена, что врачи мне его позволят, но советская промышленность пока такого не выпускает… – товарищ Матвеев поджал губы:
– Вам привезут напиток из цикория… – Наде хотелось утопить мерзавца в этом напитке:
– Осторожность превыше всего, – напомнил она себе, – сначала надо усыпить подозрения змеюки… – никак иначе девушку она назвать не могла. Комитетская сука, как о ней думала Надя, оказалась даже хорошенькой:
– Она похожа на еврейку… – Надя незаметно разглядывала черные волосы, нос с горбинкой, – но она не из СССР, у нее акцент. Она из Польши или из Венгрии… – девушку, говорившую на хорошем русском языке, товарищ Матвеев представил, как Дору:
– У вас одинаковые имена, – тонко улыбнулся он, – это знак, что вы подружитесь… – фальшивая Дора была ниже Нади:
– И она не такая тренированная, как я… – девушка оценила фигуру змеюки, – она не стояла десять лет у балетного станка, не занималась гимнастикой и акробатикой… – Надя прищурилась:
– Через ограду бы я перебралась, но туда еще надо добежать… – с террасы виллы ограда была не видна, – а у меня нет никакого оружия. Тварь даже отобрала у меня сапоги на шпильке… – товарищ Матвеев наставительно сказал:
– Доктора считают, что в вашем положении каблуки опасны. Подходящую обувь вы найдете в личной гардеробной… – в гардеробной Надя обнаружила западные вещи:
– Шубы советские, а остальное импортное… – поняла она, – на меня не жалеют денег. Моя просьба покажется скромной, ее выполнят, а остальное в моих руках… – Надя в себе не сомневалась:
– Никакого ребенка не будет, – твердо сказала она, – не знаю, зачем нужна моя беременность, то есть младенец, но я не собираюсь им потакать… – девушка, впрочем, понимала, что послужила приманкой для маэстро Авербаха:
– Вряд ли доктора Эйриксена, – вспоминая ученого, она еще краснела, – он не такой человек, чтобы поддаться на шантаж. Мои таблетки не сработали… – Надя задумалась, – потому, что тварь меня заставила принимать еще какое-то лекарство… – сейчас змеюка тоже выдавала ей таблетки:
– Это витамины, – объяснил товарищ Матвеев, оставшись с ней наедине, – я должен уехать, у меня дела, но я буду вас навещать, Надежда Наумовна… – застегиваясь, он потрепал девушку по голове:
– Такое во время беременности не запрещено… – он невозмутимо прошел к телефону, – и я знаю, что вам это нравится… – Надя подавила тошноту:
– Молчи, не прекословь ему… – стоя у параллельного аппарата, комитетчик слушал ее разговор с сестрой. Положив трубку, Надя заметила:
– Связь прервалась. Впрочем, такое случается… – она заставила себя безмятежно улыбаться
– Другие работы этого скульптора… – сердце забилось, – Аня отыскала какие-то сведения о маме… – Саша не знал, почему Куколок разъединили:
– Вряд ли это наша инициатива, ничего подозрительного они не говорили, болтали об искусстве. Техническая заминка, ничего страшного… – он предполагал заняться Анной Наумовной позже:
– Пока у меня есть ее сестра и пани Данута… – он весело улыбнулся, – жаль, что не удастся провести время втроем… – он оценил хладнокровие польской девушки:
– Она меня знала, только как освобожденного секретаря с «Мосфильма», но и глазом не моргнула, когда я ей позвонил в Ленинград. Из нее выйдет хороший
