— Номер за седьмое ноября сам ищи. Мне работать надо, — сказал Лёнька и вышла.
…Серый переворачивал невесомые, ломкие листы, скользил глазами по «слепым» строчкам статей, и постепенно погружался в другой, давно ушедший мир, странный и непонятный. Названия, случайные фразы, фотографии, карикатуры на последних полосах — все это казалось каким-то наивным, смешным, но в то же время пугающе серьёзным и опасным.
Как пьяный дембель с ножом.
Люди в том мире на самом деле верили, что лишняя тонна чугуна — это удар по мировой гидре капитализма, что лорд Чемберлен убоится их демонстрации в центре Средневолжска, что статья в газете перевоспитает дебошира и пьяницу Алферова, отца семи детей, и он перестанет пропивать зарплату.
Удивительно, но все это срабатывало — и мировая гидра отступала, и Чемберлен мямлил что-то невразумительное, и даже дебошир Алферов перековывался, клялся на собрании партячейки не пить и вступал в хор писчебумажной фабрики.
А ещё в газетах 1924 года печатали списки расстрелянных «врагов трудового народа». Тех, кто участвовал в «бандитских формированиях», поддерживал «линию на войну с Советской властью» и «зверски расправлялся с коммунистами, активистами и сочувствующими, насаждая атмосферу террора». Описания расправ Серый тоже прочитал — молоденькую учительницу-комсомолку из села Елань бандиты раздели на морозе, отрезали груди и двенадцать раз прокололи вилами. Ей было двадцать лет…
Закрыв подшивку, Серый долго смотрел в окно. Потом взял сразу «Заветы Ильича» за тридцать пятый год. Здесь, слава Богу, тон статей был другим, двадцатилетних девушек не убивали на морозе вилами, но Серый так и не нашёл главного — фотографии памятника Ленину на центральной площади.
Пришлось копаться в подшивках дальше. Повезло ему уже под самую Великую Отечественную — весной 1941 года. Первомайский номер «Заветки» открывала большая статья «В Средневолжске установлен самый большой памятник Владимиру Ильичу Ленину в Советском Поволжье» — и фотография.
Серый внимательно всмотрелся в контрастный черно-белый снимок с точечками растра — и непроизвольно сглотнул. И даже как-то нелепо, по киношному, потёр костяшками глаза. И опять всмотрелся.
Он нашёл не голову. И даже не поясной бюст.
Памятник был выше крыши Дома офицеров, это здание и сейчас стояло на главной площади Средневолжска. Сомнений быть не могло, да и в статье указывалась высота статуи. Двадцать четыре метра. И вес.
Сто двадцать тонн.
— Двадцать четыре метра бронзы… — прошептал Серый. — Сто двадцать тонн. Цветмет… Ёкарный мамай, бля…
Он принялся листать подшивку дальше, день за днём, неделя за неделей. Вот передовица 24 июня 1941 года — «Вероломное нападение фашисткой Германии», вот «наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами».
Дальше, дальше — июль, август, сентябрь. Тон статей все мрачнее, заголовки все суровее: «Вставай, страна огромная!». Сводки Совинформбюро: «после продолжительных и кровопролитных боев наши войска оставили города…» И приказы: «на основании приказа Ставки Верховного Главнокомандования по законам военного времени…»
7 ноября 1941 года. Демонстрация на площади, небольшой парад, в основном зенитных частей. Статуя на месте. В сорок втором году на первое мая — тоже.
Летом ситуация в Поволжских степях осложнилась — немцы рвались к Сталинграду. Над Средневолжском стали регулярно появляться не только немецкие разведчики-рамы, но и бомбардировщики, которых отгоняли огнём батареи противовоздушной обороны. Об этом «Заветка» писала регулярно: «…отважные зенитчицы N-ской воинской части метким огнем поразили немецкого стервятника…».
К осени положение стало настолько сложным, что в статьях начало звучать слово «эвакуация»: «на основании приказа Комитета Обороны города Средневолжска подготовить к эвакуации в восточные районы страны Механико-ремонтный завод № 3 и химический завод «Восток».
Серый открыл номер за 10 ноября 1942 года и едва не захлопал в ладоши, как маленький — Ленина на площади не было!
Весь номер газеты буквально пронизывала суровая обречённость — пригороды Средневолжска бомбили, немецкая авиация нанесла удары даже по городу Горькому; Сталинград горел, немцы упёрлись в него и теперь методично долбили по засевшим в руинах советским воинам, перемалывая остатки зданий вместе с защитниками в щебень. Передовица «Заветки» вышла под заголовком «Ни шагу назад!», вместо парада и демонстрации на площади состоялся, как писал неизвестный Серому журналист Кравцов, «краткий митинг».
В самом низу первой полосы нашлось и несколько слов о памятники Ленину: «По согласованному решению Средневолжского Комитета Обороны, политорганов фронта и Центрального Комитета ВКП(б) памятник вождю мирового пролетариата В.И. Ленину подлежит демонтажу и немедленной отправке в тыл, чтобы над ним не надругались немецко-фашистские захватчики».
Схватив подшивку, Серый помчался к Лёньке.
Она все также сидела над какими-то бумажками, за окном вечерело. Время таяло, как мороженое в жаркий день — быстро и неотвратимо, и хотя мысли о Клюкве, о встрече в «Шахерезаде» постоянно присутствовали у Серого в голове, сейчас он не мог бросить всё и уйти.
Сам не знал, почему — но не мог.
— Смотри! — тыча пальцем в жёлтую газетную бумагу, едва не крикнул Серый. — Как узнать, куда она делась?
— Кто — она? — недовольным голосом — оторвали от работы — спросила Лёнька и заглянула в газету. — Серенький, я же не историк… И вообще, не отвлекай, мне на девичник скоро, а ещё домой забежать нужно.
— Елена, — сухо прозвучал над ухом Серого старческий голос, — вы разобрали формуляры?
Лёнька вскинулась, досадливо поморщилась.
— Простите, Анна Петровна…
— Я третий день прошу вас сделать то, что входит в ваши обязанности и должно делаться без напоминания, — проскрипела старушка.
Серый оторвался от газеты и посмотрел на неё. Типичная библиотекарша — седая, сморщенная, губки поджаты, бровки сведены к переносице.
— Здрассьте, — сказал Серый и кивнул.
— Добрый день, молодой человек, — церемонно произнесла Анна Петровна и неожиданно спросила: — Вас интересует памятник Ленину?
— Да вот… эта… да.
— Интересоваться историей родного края похвально. Вот только тут не вся правда написана, — сухой, скрюченный палец Анны Петровны, похожий на сучок яблони, потыкал в жёлтую бумагу газеты.
— В смысле? — не понял Серый.
— Памятник действительно демонтировали, мы с девчонками ходили смотреть, — тряся седенькой головой, не спеша заговорила Анна Петровна. — Краны стояли паровые, лебёдки. Его сняли с постамента, уложили на большую платформу, составленную из прицепов, и укрыли сверху брезентом. Нам всем сказали, что ночью памятник погрузят на железнодорожную платформу и повезут за Урал. И в газете, как вы могли убедиться, молодые люди, напечатали то же самое. Я думаю, это была преднамеренная дезинформация. Чтобы запутать немцев, если они войдут в Средневолжск.
