Наконец Серый упарился и выбрался из ямы. Теперь она была уже не ровной прямоугольной формы, а скорее напоминала полукруг. И по его краю отчётливо просматривался профиль обладателя уха. Обычной такой, надо сказать, профиль. Короткий прямой нос, глаз, бровь. Серому он напоминал соседа, дядю Колю Яфарова, он вот так же выглядит, когда трезвый.
Закурив вчерашнюю «Магну», Серый оперся на лопату и принялся размышлять. Сейчас его мыслями полностью владела бронзовая голова из раскопа.
Что это? Кто это? Как он попал туда? А вдруг это древняя статуя? Вдруг для учёных всего мира это ценнейшая находка, и она стоит миллионы? Имя Серого войдёт во все учебник по истории: «Статуя бога Древнего Египта Амона Ра. Обнаружена С. Сергушёвым вблизи города Средневолжска в октябре 1992 года».
Время шло, пора было двигать в город. До «девичника» оставалось ещё несколько часов, но Серому требовалось «привести себя в порядок», как это называл отец, переодеться и вообще… «переключиться на другую войну».
Заложив яму шифером и закидав кое-как землёй, он покинул Ёрики, но всю дорогу до дома мысли о происхождении статуи не давали ему покоя.
Серый, конечно, понимал, что никакого Древнего Египта с Амоном Ра здесь, у них, быть ну никак не может, равно как и Древней Греции с Римом, Шумера, Аккада и всяких ацтеков с майями. Но из уроков истории он помнил только эти цивилизации, создававшие большие изваяния.
В краеведческом музее Средневолжска, прямо во дворе, под дождём и снегом, торчали из газона десятка полтора каменных истуканов, собранных по окрестным степям. Их оставили древние тюрки и прочие кочевники, в разные эпохи заселявшие здешние места или проходившие по ним — гунны, угры, скифы, авары, аланы, протоболгары и Бог ещё весть кто.
Истуканов называли «каменными бабами», да они и походили на немного плоские матрёшки, высеченные из пористого жёлто-серого песчаника, хотя на самом деле изображали великих воинов, князей и каганов, степных воителей, наводивших ужас на оседлые народы, жившие по берегам Великой Степи.
Серый классе в третьем однажды от нечего делать побродил среди изваяний, вглядываясь в плоские лица с равнодушными, стёртыми глазами. Оказалось, что почти все «каменные бабы» держат в руках меч, лук или копье, а один из истуканов — отрубленную голову врага. Это почему-то напугало Серого — словно бы предмет история, простой и понятный в школе, вдруг повернулся к нему какой-то другой, тайной, жуткой и кровавой, стороной.
Серый тогда, как наяву, представил орды кочевников, нахлестывающих низкорослых, мохнатых коней. Смуглые всадники воняли прогорклым жиром, потом и дерьмом. Людьми они считали только себя, вся остальные были для них добычей, а потому никакой жалости они не знали — какая может быть жалость к курице или овце? В бою кочевники нападали всем скопом, действовали слажено и умело — они с трёх лет учились ездить верхом и стрелять из лука. Под их ударами одно за другим гибли и небольшие государства, и великие империи.
Они были. И то, что они совершали, вошло в историю, вошло — и изменило её. Но эти грязные завоеватели на крепконогих лошадях не оставили после себя ничего, кроме полутора десятков каменных истуканов во дворе краеведческого музея.
Они не строили городов, в которых могли бы быть литейные мастерские, производящие разные металлические изделия. И уж точно они не делали огромных бронзовых статуй или бюстов. А кроме кочевников — Серый даже специально ещё в школе смотрел карту в атласе — в районе Средневолжска в древние времена никто никогда не жил. Да и потом, когда эти земли входили в состав Волжской Булгарии, Золотой Орды, Казанского ханства, Московского царства и Российской империи — никаких бронзовых голов четырёхметрового диаметра там не делали. Булгары, монголы, новгородские ушкуйники, персидские купцы, казаки Стеньки Разина, стрельцы Алексея Михайловича, петровские корабелы и крестьянская армия Емельяна Пугачёва не тянули на создателей бронзового монстра из ямы.
Огромные памятники в России вообще начали делать только после победы в Гражданской войне…
И вдруг Серый понял. А рубль, найденный в кармане мёртвого зонщика, подсказал, чью голову он откопал на Ёриках. Серый остановился, нашарил в кармане тёплый металлический кружок, достал, посмотрел.
Точняк. Он.
Ухо, глаз, усы, борода, лысина — все сходилось. В яме на Ёриках лежал Ленин. Ну, не сам вождь мирового пролетариата Владимир Ильич, понятное дело, а увеличенная бронзовая копия его головы.
Как он туда попал? Откуда? Каким образом? Серый решил, что на эти вопросы ответов он самостоятельно не найдёт никогда. Но не зря же в телевизионной рекламе говорили: «Доверьтесь профессионалам!»
И с полдороги Серый свернул на Гагарина. В городскую библиотеку № 7.
* * *
В библиотеке было тихо и пахло… библиотекой. Этот странный коктейль из запахов старых книг, дерева, пыли, чернил и ещё чего-то необъяснимого, но вполне осязаемого, всегда волновал Серого, будил в его душе странные чувства, а в голове — не менее странные мысли. Конечно, в детстве это было связано с ожиданием от встречи с новой интересной книгой, но и сейчас Серый испытал примерно те же ощущения, только гораздо более яркие и острые.
Он стоял на пороге тайны. Это пьянило почище сорока четырёхградусной «Сибирской» водки.
— О, Серенький! Привет, — сказала Лёнька, когда Серый вошёл в зал, тесно заставленный каталожными шкафами и рядами книжных стеллажей. — Ты никак влюбился в меня — второй раз за два дня видимся?
— Ага. Замуж вот пришёл звать, — поддержал шутливый тон Серый.
— Ну, не книги же ты сюда пришёл читать, — с полуулыбкой сказал Лёнька.
— Не, не книги, — покачал головой Серый. — Газеты.
Лёнька внимательно посмотрела на него — острые глаза из-под чёлки — и кивнула.
— Тебе какие? «Спид-инфо», надеюсь?
— Мне… — Серый пожал плечами, но на этот раз не улыбнулся, — не знаю. Старые. Когда война была.
Лёнька вышла из-за стола, поманила рукой — пошли. Они проследовали через узкие комнаты, мимо забитых книгами стеллажей, и остановились.
— Вот тут газеты старые, — Лёнька открыла шкаф, и Серый увидел растрёпанные подшивки, жёлтые от времени. На торцы полок были приклеены бумажки с годами: «1897», «1903», «1924», «1939», «1944» — и так далее.
— Тебе год-то какой? — спросила Лёнька.
Серый снова пожал плечами. Памятник Ленину явно делали не для того, чтобы закопать. Значит, он стоял в городе, и скорее всего где-то в центре. Раз в центре — он должен был попасть на фотографии. Центр фотографировали по праздникам — это точно. Демонстрации, парады… Самый большой праздник — это годовщина революции. А лучше всего юбилей.
Произведя в голове нехитрые вычисления, Серый сказал:
— Давай двадцать седьмой год, седьмое ноября.
Лёнька стащила с полки пахнущую пылью подшивку. Это была «районка» «Заветы Ильича», «Заветка», в прошлом году переименованная в «Биржевые ведомости Поволжья».
