Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
Не прекращаются дебаты по поводу того, представляли ли собой художники, которые писали в стиле абстрактного экспрессионизма, единое движение. И часто приходится слышать, что нет, ибо у них не было манифеста, который объединял бы их и направлял бы их творчество. Но в действительности такой программный документ был: эту роль играла книга Джона Грэма «Система и диалектика в искусстве». Она была опубликована в 1937 г., за целое десятилетие до того, как проницательные, но не относящиеся к кругу художников-абстракционистов люди начали замечать, что в культурной сфере Нью-Йорка происходит что-то значимое. Грэм излагал свои идеи кратко, и этим его книга походила на «Манифест Коммунистической партии». Кроме того, он написал свою работу в виде вопросов и ответов. Вначале Грэм спрашивал читателя: что такое искусство? Что такое абстракция? В чем цель искусства?[320]. И отвечал на эти вопросы краткими и элегантными утверждениями, которые со временем стали духовной, эстетической и социальной основой для авангардного американского искусства в решающее первое десятилетие развития этого направления. Первые читатели этой книги, главным образом художники — друзья Грэма, буквально проглотили ее и потом бесконечно, до хрипоты обсуждали. А сам Грэм тем временем стал в Гринвич-Виллидж чуть ли не знаменитым пророком, чьи суждения обо всем, что касалось эстетики, не подвергались сомнению. Грэм в прошлом был кавалерийским офицером русской армии и умел делать сальто-мортале с галопирующей лошади. Он ходил по улицам как истинный аристократ: в пиджаке, выпрямив спину, словно аршин проглотил, с бритой головой и презрительно поднятым подбородком[321]. Ли называла его «безумным, диким и красивым человеком». Однажды Джон заявил ей: «Я был рожден для власти и обучался править»[322]. Но вместо этого он стал художником.
Грэм часто выступал с речами на скамейке на Вашингтон-сквер и в итальянской кондитерской «У Паскуале» на Бликер-стрит. Послушать его собиралась масса людей, в том числе Билл, Элен, Горки, Милтон Резник, а позднее Ли и Поллок[323]. Грэм был истинным наследником русской интеллигенции. Ее представители славились своей отстраненностью от общества задолго до того, как такое отчуждение вошло в моду в конце 1940-х гг. с растущей популярностью французского экзистенциализма. Он любил женщин, вино и искусство. Денег у него не было, несмотря на исключительно аристократическую внешность, и они его совершенно не волновали. Грэм даже говорил своим друзьям-художникам, что не хотел бы относиться к их кругу, если бы они пользовались благосклонностью критиков или были финансово успешными[324]. Нью-йоркские художники считали его, как и Гофмана, повидавшим мир старшим товарищем со связями в великом Париже. Джон действительно знал многих тамошних художников и регулярно ездил во Францию. Там он прощупывал почву, выясняя, что происходит в художественной среде.
Основная идея Грэма состояла не в том, что американские художники должны были стремиться походить на более авторитетных европейских коллег. Напротив, по его мнению, им следовало быть самими собой[325]. Грэм был одним из первых почитателей и защитников современного искусства нью-йоркских художников и скульпторов. Хотел он или нет, но, когда эти мастера начали борьбу за свое место в культурной среде, где никто не признавал и не приветствовал их авангардного творчества, его «Система и диалектика в искусстве» стала для них теоретическим руководством. По его словам, чтобы выжить, художники-авангардисты должны отвергнуть мир, который их презирал. Тогда они будут продвигаться вперед благодаря поддержке тесного сообщества таких же творческих личностей. Но как двигаться и куда? Книга Грэма стала для американских художников чем-то вроде вывески «Вход здесь» над темным дверным проемом.
Грэм определял искусство как «процесс абстрагирования» мыслей и эмоций с помощью красок, металла или камня. Следовательно, искусство абстрактно по сути, изначально. А обязанность художника заключается в том, чтобы «бесстрашно продвигать абстракцию к ее логическому итогу, а не уклоняться от нее, прячась под маской очарованности или „верности природе“»[326]. По словам Джона, художник творит для общества, но если окружению не нравится результат его работы, то он ни в коем случае «не должен торговать своими идеалами ради успеха и вознаграждений. Мученикам и святым не чужды роскошь и признание, по крайней мере в той же степени, как и обычным людям. Просто они гораздо больше любят нечто другое». Грэм утверждал: если художник действительно гений, то ему стоит изначально ожидать, что его не поймут и что он будет одиноким. По словам Джона, «красота гениальности пугает, мало кто способен смотреть на нее прямо, не отводя взор. Те, кому это не удается, находят убежище в скептицизме»[327]. Художник-абстракционист должен быть готов к тому, что такие скептики будут постоянно спрашивать: «А что это значит?.. Что это — небо, дом или лошадь?» И на такие вопросы нужно отвечать уверенно и честно: «Ни то, ни другое и ни третье. Это живопись»[328].
Наконец, Грэм утверждал, что из всех видов искусства самым трудным является живопись, ибо один-единственный мазок на холсте может определять исход: будет это прекрасная картина или полный крах. Писатель всегда может заменить неудачное слово. Но линия или форма настолько эфемерны, что, единожды изменив, вы почти наверняка утратите их навсегда. Джон писал: «Чтобы создать жизнь, нужна любовь. Чтобы создать великое произведение искусства, нужно любить истину со страстью маньяка. И если общество не понимает такую любовь, то, возможно, ее воспримет человечество»[329]. А еще в книге Грэма была кратко изложена вся история искусства: от доисторического периода до ХХ в., благодаря чему эта работа не только утешала и поощряла, но и наставляла. Художники, прочитав ее, уже не чувствовали себя изгоями, отклонившимися от верного пути. Они, как и после лекций Гофмана, ощущали себя неотъемлемой частью давней и гордой традиции, последователями тех, кто, игнорируя модные веяния, творил культуру.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
