— Нет, он меня боится. К тому же я его постоянный поставщик. Не захочет терять барыга такого выгодного клиента. Сейчас надо подумать о ночлеге.
— У меня есть маруха в Толстопальцево. По Киевской железной дороге надо ехать. На сегодня приютит, а там видно будет.
— А чего так далеко тащиться? Мы и здесь, в Москве, баб найти можем.
— Да, но все блатные хаты на учете у мусоров. Ты хочешь с дорогим камушком к ним в лапы при облаве попасть?
— Ну что же, поехали к твоей марухе. Тут до вокзала всего пару остановок на троллейбусе.
— Ну, вот и лады. Я знал, что ты согласишься.
Глаза у Фиксы радостно сверкнули. Это насторожило Пашку:
«Что-то я раньше не слышал ни о какой зазнобе у Фиксы в Толстопальцево. Темнит, похоже, парень. Неужели от жадности задумал камушек у меня с мертвого тела забрать? Надо держать ухо востро». С этого момента Пашка старался не поворачиваться к Фиксе спиной. Сидя в качающемся вагоне, исподволь следил за приятелем. Пашка просто ощущал нарастающее напряжение в поведении Фиксы. Наконец тот решился и как можно непринужденнее предложил:
— Выйдем в тамбур, покурим.
И по сдавленному от волнения голосу приятеля Пашка понял:
«Решился все-таки, сявка. Сейчас все и произойдет. Бить будет финкой, чтобы без шума. Главное, не упустить момент нападения».
Медленно прошли по вагону. Пашка благоразумно шел сзади. Уже в тамбуре Фикса, крепко зажав мундштук папиросы «Беломора» желтыми редкими зубами, начал хлопать себя по карманам, словно в поисках спичек. И Пашка понял, что все произойдет в следующее мгновение. Он на секунду опередил противника, успев отпрянуть в сторону и подставить под лезвие, направленное ему в горло, предплечье. Резкая боль пронзила руку. Но Пашка тут же сильным ударом в челюсть свалил худощавого Фиксу и, подхватив выпавший нож, вонзил в грудь напротив сердца. Распахнув дверь вагона, выбросил труп под откос. И наступившая темнота поглотила неприкаянного уголовника, калеча уже мертвое тело о железнодорожную насыпь. Минут через пять электричка замедлила ход и остановилась у платформы. Пашка вышел из вагона:
«Возвращаться нельзя. Пассажиры видели: выходили двое, а вернулся один. Подозрительно! А так — сошли попутчики на нужной остановке».
Жадно глотнув идущий от сосен пряный смоляной запах, Пашка спустился вниз. Убедившись, что он один, быстро снял пиджак и перевязал носовым платком ноющую от боли раненую руку:
«Пальцы двигаются. Значит, не задел крысенок важной жилы. Никогда не думал, что Фикса на меня руку поднимет: сколько раз я в зоне за него марку держал. Блеск бриллианта и больших денег сбил его с толку. Надо от этого камушка быстрее избавиться: смерть с ним на пару ходит. Торговаться с ювелиром не стану. Сколько даст, то и возьму. И уберусь из Москвы подальше: здесь огонь уже пятки лижет. С первой утренней электричкой в Москву вернусь. А заночую прямо тут, в лесу. Накидаю еловый лапник на землю и покемарю до рассвета. Я и в заснеженной тайге во время побега не пропал. А тут и подавно. Хоть и без удобств, да зато безопасно».
И Пашка отправился вглубь леса, чтобы скоротать наступившее ночное время.
Утром, приехав в Москву, Пашка сразу направился к ювелиру. Тот, увидев бриллиант, подозрительно уставился на опасного посетителя:
— Слушай, Паша, я тебя знаю с довоенных времен, когда ты в первый раз еще юным пацаном мне с десяток чернобурок приволок. Я тогда взял товар, хоть он мне и не с руки был. А потом во время денежной реформы 1947 года я не стал тебя надувать, и заплатил за золотые украшения уже новыми деньгами. Я всегда с тобой поступал честно. Ведь так?
— К чему, Михаил Григорьевич, клонишь? Не юли, говори прямо. Если думаешь, что камушек с мокрого дела ко мне приплыл, то ошибаешься. Бриллиантом одна баба с мною рассчиталась за оказанную услугу. Это их фамильный дворянский камень.
— Даже если ты не врешь, все равно есть сложности. Дело ведь не в происхождении камня, а в его стоимости. Все находящееся в моей квартире вместе с мебелью не окупит цены бриллианта. Нет у меня сейчас таких денег. А назвать низкую сумму не рискую. Ты потом с меня спросишь.
— Не беспокойся. Собери все деньги, которые есть у тебя в наличии, и отдай мне. Будем считать, что ты бриллиант не купил, а взял на хранение под залог. Если в течение пяти лет не появлюсь и не выкуплю — вещь твоя. А мне слинять из Москвы надо спешно. Мусора на пятки наступают. Да не пугайся: с камушком это не связано. Пойми: я же не заинтересован, чтобы тебя МУР за задницу взял из-за моих серьезных дел. Ведь если на тебя выйдут, ты мигом меня заложишь. Не возражай! Я сам бы за чужое дело зону топтать не пошел. Ну, все, хватит болтать. Неси деньги. Как говорится, бери больше, кидай дальше.
— Ладно, жди здесь. Я быстро управляюсь.
Войдя в соседнюю комнату, ювелир благоразумно закрыл за собой дверь на задвижку. Быстро передвигаясь между тесно расставленной мебелью, он сноровисто извлекал пачки запрятанных на черный день денег из буфета, тумбочки, платяного шкафа, с книжных полок. Вскоре кожаный коричневый портфель наполнился доверху. Немного подумав, Михаил Григорьевич отделил две пачки купюр и благоразумно спрятал под подушку. Затем вышел из комнаты и передал портфель Пашке. Тот деловито поинтересовался:
— Сколько здесь?
— Не знаю, не считал. Но тара забита полностью под завязку. Иди, потом посчитаешь.
— Ладно, Михаил, как говорят в твоей Одессе-маме, не суетись под клиентом. Если за пять лет не объявлюсь, брюлик твой. Как договаривались.
Пашка на лестничной клетке вытащил из портфеля несколько толстых пачек денежных купюр и рассовал по карманам:
«Так надежнее. Если придется делать ноги побыстрому, уходя от погони, то портфель придется бросать. Будет не до наживы, лишь бы остаться живу. Ну, Ю все, можно отправляться навстречу новой счастливой жизни».
И тут Пашка допустил ошибку. Вместо того, чтобы сразу ехать на вокзал и сесть на ближайшей поезд, он решил напоследок гульнуть в столице с размахом, соря деньгами.
День прошел сумбурно. Пашка мотался по магазинам, стремясь приличнее одеться: «С таким солидным кожаным портфелем, как у меня, в дешевом костюмчике не пощеголяешь. Опытные сыскари сразу заподозрят неладное. Шляпу надо приобрести непременно, волосы еще не отрасли достаточно после освобождения. Очки темные тоже не помешают».
Совершив покупки, Пашка переоделся и, стоя перед зеркалом, довольно подумал: «Теперь я точно смахиваю под командированного гостя столицы. Вот и поведу себя соответственно. Теперь только надо подумать, где удачно приземлиться. Идти к дешевым марухам не хочется. Да и опоить могут, ободрав до нитки. Посещу я хороший ресторан: там наверняка бабы красивые водятся».
Уже начало темнеть, и Пашка, увидев в центре города приличный ресторан, направился к ярко освещенному входу. Протянул небрежно преградившему ему путь швейцару пару крупных купюр. Мгновенно перекочевавшие в карман деньги послужили надежным пропуском. Войдя в зал, Пашка слегка оробел: свободных столиков не было. Но в этот момент ему приветственно замахала рукой худенькая миловидная блондинка, сидевшая рядом с черненькой толстушкой за крайним столиком.
