Стены холла гостиницы «Киприани» были обшиты древесиной. Дама в жемчужном ожерелье пришла в восторг от царящей здесь роскоши. Однако мне здешняя обстановка казалась китчем. Администратор с любезной улыбкой обслужил нас, и меня на мгновение охватил страх. Я подумала, что он может разглядеть за маской мое истинное лицо и понять, что имеет дело с обыкновенной мелкой мошенницей из Франкфурта, однако даже если бы администратор видел меня насквозь, пачка банкнот и та небрежность, с которой я обходилась с деньгами, должны были рассеять его сомнения.
Я внимательно наблюдала за дамой в жемчугах и старалась подражать ее самоуверенности. Американка не спрашивала о стоимости апартаментов, которые забронировала заранее. Вероятно, она знала их цену или, может быть, эта цена ей безразлична. Дама расплатилась пластиковой карточкой и, оставив после себя аромат «Шанели», зашагала к лифту. Она была обута в универсальную американскую обувь — кроссовки, к которым Вондрашек всегда питал глубокое отвращение. Низкорослый человечек, которого дама не удостоила даже взглядом, тащил за ней четыре тяжелых чемодана.
Клара непременно заметила бы, что апартаменты американки стоят в сутки в два раза больше, чем этот человек зарабатывает за месяц. Клара любила бессмысленные сравнения. Я уверена, что Венеция, как и эта гостиница со всей ее сомнительной элегантностью, не понравилась бы Кларе. По сравнению с вокзальной суетой и шумом в «Киприани» было тихо и спокойно. Я слышала, как шелестят деньги, которые я дала портье, чтобы обменять на итальянские лиры. Он сказал, что из моего номера открывается самый великолепный вид, и я не осмелилась спросить, сколько это будет стоить.
Какой-то мужчина сидел в вестибюле и читал «Гералд трибюн». Он не опустил газету и не взглянул на нас, когда мы проходили мимо. Я видела только его ноги. Он носил белые итальянские кожаные туфли без носков. Густав Ашенбах никогда не надел бы такие туфли.
«Смерть в Венеции» была любимым произведением учителя немецкой литературы в последней школе, где я училась. Учитель стремился к совершенству и тосковал по идеалу.
Мальчик-слуга проводил меня в мой номер. Это была небольшая, но пышно обставленная комната, из окон которой открывался вид на сад и лагуну. Мне принесли чай и фрукты. Я дала мальчику, возможно, слишком щедрые чаевые, а потом приняла ванну. Я курила, лежа в горячей воде и наслаждаясь комфортом. После ванны я легла спать и проснулась в пятом часу утра. Мне страшно хотелось есть. По телефону дежурная на ломаном английском языке объяснила мне, что в это время суток еду в номер не подают, даже в Венеции. Тогда я позвонила Кларе в Гамбург, но она не ответила.
То был странный час между ночью и утром. Отопление не работало, и я замерзла. Я не знала, почему оказалась в Венеции и как долго пробуду здесь, и понятия не имела, что буду делать дальше. Завернувшись в одеяло, я сидела у окна, курила и смотрела перед собой в пространство. Я ждала семи часов, чтобы спуститься вниз и попытаться где-нибудь позавтракать. Ранним утром жизнь в отелях еле теплится, и они кажутся заспанными, словно люди, особенно здесь, в Венеции. Когда я нашла в гостинице бар, где можно позавтракать, там уже сидел один посетитель. Мужчина с газетой, которого я видела вчера в холле. В тех же самых белых туфлях. На мгновение мне показалось, что это не живой человек, а статуя, которую переставляют с места на место, чтобы приводить в замешательство посетителей гостиницы. Вероятно, отлитый в гипсе Хемингуэй. Шутка администрации.
Я села неподалеку от него, и вскоре ко мне подошел официант. Он с ненавистью поглядывал на меня, так как я нарушила его утренний покой. Я заказала яичницу с лососем, хлеб, масло, джем, кофе и свежевыжатый апельсиновый сок. С каждым моим словом ненависть официанта возрастала. Я хорошо знаю ненавидящих клиентов официантов, однако этот парень скрывал свои истинные чувства за улыбкой, как будто примерзшей к его лицу.
За окнами просыпался город. День обещал быть солнечным и теплым. До моего слуха доносился звон посуды из кухни. Внезапно статуя опустила газету и сказала:
— Доброе утро.
Это был немец, молодой человек, возможно, мой ровесник. Безобидный и немного наивный. Однако ранним утром со мной лучше не разговаривать. Я считаю, что люди вообще не должны видеться друг с другом до полудня. Я холодно кивнула незнакомцу, не желая иметь никаких дел с юношами, даже если они остановились в «Киприани».
Парень, явно разочарованный, снова спрятался за газету. Тайна раскрыта, но ее разгадка, как всегда, оказалась не такой волнующей, как представлялось. Тем не менее я с аппетитом позавтракала. Подкрепившись, решила совершить прогулку по Венеции — на лодке по каналам и пешком по улочкам города. Я блуждала по переулкам и вновь находила выход из их лабиринта, любовалась площадями, палаццо, храмами и мостами, читала надписи на мемориальных досках, на каждом пятом доме было увековечено чье-нибудь знаменитое имя. Такое количество искусства, смерти и воды угнетало душу и утомляло тело. Я уже не чувствовала под собой ног от усталости. На площади Святого Марка собралось множество туристов, здесь летали голуби и царило оживление. То была тонущая в шуме и суете туристическая Венеция. Расположенные на площади кафе отличались фантастическими ценами и ужасным обслуживанием. Теперь я окончательно убедилась в том, что только водная экскурсия позволяет сохранить о Венеции приятные воспоминания и не разрушает магию этого старинного города. Лучше было бы остаться в отеле и любоваться открывающимся из его окон чудесным видом на собор Святого Марка.
Следующие пять дней я не выходила за пределы гостиницы. Сидя в холле или в саду, в зависимости от погоды, я читала иллюстрированные путеводители и книги о Венеции, которые по моей просьбе купил для меня портье. Время от времени поднимала глаза и смотрела на площадь Святого Марка. Это было великолепно. Ни шума, ни толкотни. Прекрасное обслуживание вышколенных официантов. Я знакомилась с Венецией, оставаясь в то же время там, где мне было хорошо и комфортно. Карел Чапек сравнивал собор Святого Марка с музыкальным автоматом, в щель которого достаточно бросить монету, чтобы заиграла мелодия «О Венеция». К сожалению, я не нашла эту щель, и потому музыкальный автомат так и не заиграл для меня.
В саду «Киприани» Венеция представлялась мне раем. Другие постояльцы не мешали мне. Они весь день проводили на ногах, за пределами отеля. В том числе и дама в жемчугах, которая появлялась лишь к ужину, полуживая, и рано уходила спать. Заказав обед из пяти блюд, я обычно внимательно наблюдала за постояльцами гостиницы-люкс в ресторане. Юноша с газетой и я оказались самыми молодыми из остановившихся здесь приезжих. Это были в основном супружеские пары. Среди туристов я заметила американцев, англичан и японцев.
Японцы вели себя очень шумно. Возможно, все дело в их языке, но мне казалось, что им просто не хватает хороших манер. В таких отелях, как «Киприани», обычно царит тишина. Супружеские пары ели молча, никто из супругов не поднимал головы, и лишь изредка они бросали исподтишка любопытные взгляды на соседей. Официанты безупречно обслуживали клиентов. Метрдотель на отличном английском языке спросил меня, не заболела ли я. Его удивляло, что я провожу в отеле целые дни. Я ответила, что люблю Венецию с расстояния. Он, наверное, решил, что я сумасшедшая, и осторожно заметил, что я не только красивая, но и умная синьорина. Правда является роскошью, которую никто не может себе позволить. Уж слишком дорого она стоит.
