Я стараюсь не думать о том, что таким, какой я сейчас, Джуд меня и запомнит, когда ляжет в могилу.
Поначалу я решаю очистить виноградину, чтобы она стала красновато-зеленоватого цвета; может, это спасет мне жизнь, да и стоит ли слишком стараться ради девчонки? Затем решаю испачкать ладонь замазкой, чтобы виноградина, которую я зажму в ладони, окрасилась в белый цвет. Но что-то подсказывает мне, что Брин на это не поведется. Приходит мысль о том, не сразиться ли с королем, сделав приемчик из регби и сбежав с принцессой под мышкой. Я мог бы также достать обе виноградины и разоблачить короля как мошенника.
Оглядываюсь в поисках подсказки. На телевизоре лежит видеокассета: «Каррерас, Доминго, Паваротти — три тенора: величайший концерт века».
Я смотрю на Джуд. Ее опухоль размером с виноградину. Она немного накрашена, на губах розовая помада. У нее голубые глаза и, что удивительно, большой прыщ у виска.
— Не смотри на меня, сам догадывайся, — смеется она.
— Хмм, даже не знаю… жених мог бы достать обе виноградины, и тогда все бы увидели, что король обманщик.
— Нет, хотя идея хорошая. И очистить виноградину тоже нельзя. Это Джордана придумала.
Он все еще смотрит на меня и ждет правильного ответа. Мне хочется ответить: химиотерапия?
— Уууууу, — размышляю я.
Он разрешает мне подумать еще немного и наконец говорит:
— Не придумал? Что ж, вот что сделал будущий принц. Он достал виноградину из мешочка, сразу же сунул ее в рот и проглотил. — Брин изображает, что проглатывает виноградину, будто таблетку. — И говорит: вы можете увидеть, какой цвет я выбрал, по оставшейся виноградине — а она, естественно, красная.
— А, понятно! Очень умно, — говорю я.
— Теперь ты знаешь, что делать, — улыбается Брин, — если вдруг соберешься жениться на принцессе.
Мы сидим уже давно. Я выпил бокал вина. Джордж с родителями чувствует себя очень расслабленно.
— А помнишь, как мы зачали Джордану?
— Брось, Брин, ты смущаешь бедного мальчика. Ну да ладно, рассказывай.
Разговаривая, они смотрят друг другу в глаза.
— Джордану зачали на пляже Трех Утесов, между теми самыми Тремя Утесами.
Джордана становится похожа на маленькую девочку, разинув рот, она чешет лоб. Глаза бегают, Джордана отыскивает другую тему для разговора.
— Она слышала эту историю уже сто раз, но какая красивая была ночь! Мы нашли безветренное место, развели костер, бросили пару картофелин в кожуре. Луна была почти полная…
— И там были летучие мыши, — прерывает его Джуд, внезапно заинтересовавшись рассказом; ее голос дрожит, в нем слышно возбуждение. — Они вылетали из скал и кружились вокруг нас, как торнадо. — Кажется, это первый раз, когда она говорит так живописно. Она наклоняется вперед и кладет ладонь на руку Брина. — Мы всегда думали, что ты сможешь видеть в темноте или что-то вроде того, — произносит Джуд, глядя на Джордану. Потом поворачивается ко мне и шепчет мне в ухо: — Джордана наверняка не хочет, чтобы ты знал. — Ее теплое дыхание доходит до моей барабанной перепонки. — Когда она родилась, ее ушки были свернуты, как пожухлые листья.
Впечатляюще — она снова улыбается. Мне нравится Джуд.
— Правое так и осталось, да, маленькая летучая мышка? — замечает Брин.
— Пап! — недовольно восклицает Джордана. Ее правое ухо и правда как у эльфа.
Джуд и Брин хихикают и улыбаются друг другу. Интересно, это из-за опухоли или из-за вина они так расчувствовались?
— Боже, — бормочет Джордана.
— Когда мы закончили, картошка в мундире как раз пропеклась. Вкуснее картошки я в жизни не ел, — вспоминает Брин. Картофель в мундире готовится сорок пять минут. Кажется, мне есть чему поучиться у Брина.
Я жду, что на десерт он подаст виноград, но он предлагает мне шоколадное мороженое. Я не отказываюсь. Шоколадное мороженое черное снаружи, но белое внутри. Не думаю, что это что-то значит.
* * *
Прощаясь, я не сообщаю Джордане, что уезжаю спасать брак моих родителей. Наверное, и к лучшему. Она не читала мой дневник после безвременной кончины Фреда, и лишние переживания ей сейчас ни к чему. Хватит с нее и маленькой опухоли.
Апостат
Я был единственным, кто сошел на станции Херефорд. Затем сел на автобус до Лландинабо. Чтобы добраться до медитационного центра, нужно было еще топать две мили по гравиевой дорожке в гору. У меня было время подумать, наметить план и поразмышлять.
Я устроил штаб вокруг большого высохшего бревна на полянке между деревьями. Сгнивший ствол мягко проседает под моими тазовыми костями. Сегодня такой день, когда хочется ходить голым. У меня вспотела промежность. В воздухе замшелый запах грибов.
Я замечаю, что на неровной земле рядом с бревном кто-то выложил из прутиков и листьев слово «помощь» маленькими буквами. Восклицательного знака нет. Я пялюсь на это послание. Или кто-то просит меня о помощи, или сообщает, что я ее нашел.
У подножья холма, буквально в двух шагах, стоит здание с окнами от пола до потолка с трех сторон. Нечто среднее между разборной классной комнатой и пагодой. Я насчитываю десять человек, сидящих на жестких подушках на равном расстоянии друг от друга, как шахматные фигурки. У них прямые спины, ноги скрещены. Они медитируют. Мамы среди них нет. Здание окружает лужайка размером с поле для игры в бейсбол; посреди нее несколько совсем маленьких саженцев.
За пагодой — амбар, конюшни, ряд домов из красного кирпича и гравийная площадка для автомобилей. Что-то этот медитационный центр здорово смахивает на ферму. «В центре „Аникка“ вы увидите вещи такими, какие они есть».
Темнеет. В облаках появляются темные прожилки. Я слышу монотонный звук, доносящийся из пагоды: мужской голос поет мантру. Похоже на то, как Чипс изображает молящихся.
Чипс рассказывал, что на horsebang.com[20]они редко делают это прямо в конюшне. Эстель восемнадцати лет из Миссури, которая говорит, что мужской член уже никогда не сможет ее удовлетворить, делает это на лужайке. Чтобы удержать лошадь на месте, используется специальная сбруя, которую можно заказать по почте. Надо внимательно посматривать по сторонам, вдруг наткнусь тут на такое спецоборудование.
Звук затихает, медитирующие встают, чтобы расправить спину и размять ноги; тихая комната вдруг превращается в гимнастический зал.
Я спускаюсь по аллее, чтобы взглянуть поближе. По моим подсчетам, раз на улице темно, а в пагоде светло, они вряд ли что увидят. Подбираюсь достаточно близко, чтобы различить их лица. Одна женщина выглядит совсем молодо, как студентка, заменяющая учителей. Ее золотистые волосы не расчесаны; она выглядит эмоционально устойчивой. Зал постепенно пустеет; мужчины выходят из одной двери, а женщины — из другой.
