же?
— Тем, что у вас был секс!
— Или тем, что это ты так решила и мои слова для тебя ничего не значат? Тем, что тебе так удобно: считать, что он был. Можно и обещания свои не выполнять, даже не вспоминать, и во всём винить меня.
— Я знала, что поступаю плохо, но ничего не могла с собой поделать, а ты считаешь, что поступаешь хорошо и поддерживаешь эти отношения.
— Ты ничего обо мне не знаешь, если так считаешь, — покачал он головой и больше ничего не добавил. — И за двадцать лет так ничего и не поняла.
Ему больше нечего было мне сказать, да и мне, видимо, тоже.
Наверное, даже хорошо, что мы поговорили здесь, на этой пустынной улице, а не дома, чтобы его стены навсегда запомнили звук наших обид.
И сейчас, когда Наварский больше особо и не скрывал, что выбрал её, а не меня.
Не знаю, как сложилась бы наша история тогда, если бы он не выбрал уехать, если бы ради меня не согласился бросить город, в котором так хотел жить, и поменять на любой другой, где нашёл работу. Но сейчас она сложилась так — всё закончилось.
Спал он с ней или не спал, беременна она или нет, рано или поздно это случится.
Сейчас или потом, с желтоглазой или с любой другой, какая разница.
Всё закончилось.
— Игорь? — окликнула его Муза. — Что ты здесь... делаешь? — подошла, остановилась, потом посмотрела на меня, сначала ничего не понимая, а потом, очевидно, догадалась: — Так вы?..
— Да, моя жена, — кивнул Игорь.
Он тяжело вздохнул. А я остро почувствовала себя лишней.
Женщиной, что не оправдала. Не поняла. Не справилась.
Женщиной, что не оценила его, такого идеального.
Недостойная. Плохая. Я исчерпала лимит. Лимит его доверия, его прощения, его любви.
Я подняла руки, давая понять, что говорить ничего не надо, и провожать меня тоже не надо, я как-нибудь сама. И если до этого ещё на что-то надеялась, чего-то ждала, верила, что всё наладится, то теперь уже нет.
«Вот и всё», — мысленно сказала я.
Развернулась и пошла.
Вот и всё.
Глава 35. Игорь
Если есть в мире зрелище больнее, чем смотреть, как уходит любимая женщина, то Игорь Наварский его не знал.
Он знал, что она всё равно перевернёт всё с ног на голову, от обвинений перейдёт к обороне, от обороны к обиде, и он всё равно окажется виноватым. Люди в принципе склонны оправдывать себя за любые, даже самые гнусные поступки, а с других спрашивать по гамбургскому счёту.
И он смотрел, как уходит жена, знал, что не сможет её остановить, и уже не понимал, хочет ли останавливать.
Он не нашёл заговорённого слова, чтобы донести до неё свою боль.
Что бы он ни говорил, если ей это неприятно, она, как маленькая девочка, затыкала уши.
Он ни за что не упомянул бы тот роман, чтобы поставить ей в упрёк или в своё оправдание, он просто хотел напомнить, в надежде, что она, наконец, очнётся, услышит, но что бы ни говорил, оно неизменно оборачивалось против него, словно проклятье. Словно чёртово правило Миранды: «Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас». Замкнутый круг.
— Игорь, — окликнула его Света.
— Да, — повернулся он.
— Прости, я не знала, что это твоя жена. Она записалась на показ, сказала, что смотрит квартиру для родителей. Ждала, пока я выйду из больницы и не согласилась на другого агента. Мне, наверное, надо было догадаться, с чем связана её настойчивость…
— Не надо извиняться, — вздохнул Игорь. — Мы взрослые люди. Никто никому ничего не должен. Не должен понимать. Не должен быть понятым.
— Я, возможно, наговорила лишнего, — смотрела она виновато.
— А в наших отношениях есть что-то лишнее?
— Нет, мы расстались, и я… мы говорили о платонической любви, и я ей так и сказала. Но она решила, что я от тебя беременна.
— Да, я в курсе. Свет, прекрати оправдываться, — открыл он для неё дверь машины. — Садись.
Понимал, что огрызается сейчас не по делу, и злится на самом деле вовсе не на неё, но чёртово раздражение, словно он весь покрылся сыпью изнутри, никак не проходило.
— Не ожидала тебя увидеть, — сказала она, когда он сел за руль.
— Да, я тоже от себя не ожидал, — ответил Наварский.
Он перевернул эту страницу. Он принял решение. Они обо всём договорили. Они расстались.
Но в тот момент, когда она упала в обморок, всё изменилось.
А может, чуть раньше, когда он сказал, что им надо расстаться, и вдруг почувствовал себя предателем — человеком, предавшим самого себя.
А может, чуть позже, когда врач Скорой в ответ на его вопрос «Куда вы её повезёте?» ответил: «Туда, где она, видимо, и должна сейчас находиться» и показал на пластиковый браслет на её руке, где были имя, дата рождения, штрихкод и номер отделения Онкологического центра.
Прикрытый чёртовыми воланами, что она весь вечер поправляла, браслет ни разу не попался Игорю на глаза. Но глядя на доктора, на спящую под кислородной маской Свету, Игорь был в шоке.
— У неё рак? — опешил он.
Доктор неодобрительно покачал головой.
— Вы не знаете, беременна ли она. Не в курсе, что у неё рак. Вы ей вообще, кто?
— Никто. Друг, — выдохнул Наварский.
И ждал осуждения, но доктор был стар и мудр.
— Вам лучше поговорить об этом с её лечащим врачом, — сказал он и забрался в машину.
Если бы
