ощущения после укуса были явно так себе. – Без воспитания и контроля это пернатое исчадие ада сходит с ума и становится опасным для социума.
– И что ты предлагаешь делать? – нервно спросил Сигизмунд. Он знал Карла гораздо дольше, чем мы с феей, и теперь не только недоумевал, но и злился. Потому что терпеть не мог, когда друзья, приятели и попутчики начинали творить неадекват.
Ладно. Чайки всегда продуцируют хаос. Но обычно с хорошими намерениями. Хотят как лучше, а получается, как всегда. Однако Карл ступил на тропу войны уже второй раз, не посоветовавшись с нами или хотя бы не скоординировав действия. Поэтому любитель долгосрочного планирования Сигизмунд кипел так, что я даже на всякий случай отодвинулась подальше. Хотя и хорошо его понимала. Ты эту птицу спасаешь, чуть на самолет не опаздываешь, носишь спящую на ручках, нелегально проносишь в ботсад, а она в душу плюет. Точнее, не плюет, а клюет, и не в душу, а куда попроще, но это уже дело десятое.
– Может, посадить его на цепь? Или поводок? – задумчиво протянул Евгений. – Знаете, в старые времена, во время соколиной охоты, хозяева пристегивали птиц на шлейки…
– Угу, – кивнула я. – Конечно же, такой часто встречающийся аксессуар обязательно найдется в Кировске. Буквально в супермаркете за углом. Или, думаешь, нам снова посоветуют съездить в Апатиты? Или до Мурманска и обратно?
– Можно сходить в зоомагазин и купить поводок для самых мелких собак. А потом немного его переделать.
– Много ль поводков ты переделал в своей жизни?
– Ни одного, – пожал плечами Евгений. – Но не думаю, что это сложно.
– Кррры, – угрожающе сообщил Карл с карниза, и мы поняли, что так просто он свою свободу не продаст. Возможно, будет жертва. Возможно, даже несколько.
А затем на Сигизмунда, который попытался подойти поближе и приструнить яростного Карла, тот просто отрыгнул изрядно потрепанные шнурки Евгения. В итоге в ярость пришли и его котейшество, и обворованный поэт. И, заявив хором: «Стереги его, мы скоро», синхронно вышли в дверь, слегка застряв плечами, потому что ни один, ни другой не хотел уступать.
Едва поэт и кот вышли за дверь, Карл спикировал с карниза на пол и спешно заковылял ко мне, заламывая крылья, словно трагический актер пред ликом жестокой судьбы. Очевидно, мне следовало тут же проникнуться величием момента и проникнуть в его думы и устремления, однако вместо этого я проявила всю черствость холодной души ши и, усмехнувшись, спросила:
– Это ты так извиняешься?
Карл замер на месте и удивленно выпучил глаза.
– Ну, за то, что не предупредил нас с Сигизмундом о своих людоедских намерениях.
Тут у чайки от возмущения буквально челюсть отпала. Точнее, нижняя часть клюва.
– А ведь мог бы! Чем тебе только Евгений насолил, а? В темнице отбивался? Я бы тоже отбивалась, знаешь ли. А ведь он гораздо более раним, чем я, да еще и духовно богат.
– Кххх-пфффф, – ответил Карл с такой интонацией, что я сразу же поняла: вертел он на хвосте весь этот очень богатый внутренний мир поэта. И мой заодно. А также феи, которая не выдержала и начала бездуховно ржать.
Вот на этом месте птичья душа не выдержала, Карл подпрыгнул и метнулся к фее, которая принялась верещать и улепетывать от него по всей комнате, периодически оборачиваясь и швыряя предметы. Например, залитую кровью рубашку Евгения. Или поддельный паспорт Сигизмунда. Или мой смартфон…
– Так! – зашипела я. – А ну прекратили клоунаду.
Но не тут-то было.
Крылатая братия окончательно попутала берега и, не страшась моего гнева, громила гостиничный номер. По комнате летали перья, а также вещи Евгения и Сигизмунда, занавески немного оборвались, на люстре повисла тапочка, фея набила себе шишку, врезавшись в друзу кварца, и подвывала, как подстреленный пьяный матрос на пиратском корабле. На эту ассоциацию явно намекал набор слов, которыми фея награждала бессовестного Карла. Тот задыхался и кряхтел, но хаос творить не прекращал. Я же вытащила из распотрошенного рюкзака поэта мухобойку и ходила с ней следом за чайкой, периодически лениво замахиваясь и думая: когда же чаша абсурда переполнится, и, согласно алхимическим правилам, он переплавится во что-нибудь полезное?
И случится ли это раньше, чем я серьезно разозлюсь?
Пожалуй, еще немного – и, не дожидаясь возвращения коллег по несчастью, придется сооружать шлейку для хищных птиц. Из пожеванных шнурков, которые так и лежали под окном, всем видом своим являя тлен и разрушение.
– Ты же понимаешь, Карл, – пробормотала я, задыхаясь. Ну, совсем немножечко. – Что теперь ты не самый лучший наш друг? Или все же самый?
В этот прекрасный момент Карл взлетел под потолок, воинственно возопил и в очередной раз нацелился на фею, которая нырнула под стол и ругалась оттуда хуже портового грузчика. Через секунду дверь распахнулась, и из коридора в чайку полетел продолговатый снаряд фиолетового цвета. Раздалось сначала глухое «бэмс», а затем звонкое «бац».
– Кхх, – захрипел Карл и, раскинув крылья, грохнулся прямо на стол. В тарелку, которую Сигизмунд зачем-то притащил в номер с общей кухни. А с потолка туда же полилось черничное варенье, густо замешанное со стеклами от разбившейся банки.
– Угомонился? – грозно спросил Сигизмунд, шагнув через порог.
– О небо, какой концептуальный натюрморт! – возопил из-за его спины Евгений.
– Как там было? – прищурилась я. – Когда лучший друг с крыльями угодит на стол на блюде, политый черничным соусом? Верно?
Через полтора часа мы волшебным образом переместились из квинтэссенции абсурда в нормальный летний отдых. Ну, примерно такой, каким его видят люди. Хотя, как оказалось, после пережитых перипетий с пернатым мне такое времяпрепровождение тоже пришлось вполне по сердцу. Что и говорить, для города, где за каждым вторым благом цивилизации тебя посылают в Апатиты, кировский сервис на озере с сапами оказался удивительно приятным.
Нас вовремя встретили, вручили доски солидного вида, поинтересовались, хотим ли мы «серьезно учиться» или «просто наслаждаться природой» и пообещали чаепитие после катания. На берегу стоял мангал, и на решетке над ним – котел, из которого вкусно пахло чаем, копченой хвоей и ягодами.
К моему удивлению, Сигизмунд проявил нехарактерное для кота поведение и теперь с энтузиазмом разрезал водную гладь от берега до берега, почти без брызг погружая весло в воду и безукоризненно держа равновесие.
Я же оставила на берегу сумку с вновь заснувшим от потрясений Карлом и феей, которая поклялась его охранять «как глаз, как нос, как зуб, нет, как сто зубов под подушкой, оставленных для моих стоматологически ориентированных коллег!». Отплыла на середину озера, устроилась на сапе лежа, закинув руки за голову, и лениво смотрела на небо сквозь мокрые ресницы. Там мирно плыли облачка и разливалась синева, такая, что глазам больно. И никаких сбывшихся и несбывшихся пророчеств, предсказаний, гейсов, любвеобильных ведьм и сумасшедших птиц.
