плащами. Взгляд его, жаркий и страстный, и впрямь сулил горячую ночь.
Задыхаясь в облаке мехов, я барахталась, стараясь освободиться, но с Вано это было не просто.
– Вано… ой! Иван… Ваня… ай! Иоанн! Ванечка! Да, погоди же… Остановись, если любишь меня!
Вано, плохо владея собой, отступил на шаг.
– Ты можешь держать себя в руках или нет?
– Отлично могу… но только не с тобой. – Вано ухмыльнулся и отступил ещё на пару шагов. – Если не будешь сокращать дистанцию, можешь считать себя в безопасности… в относительной безопасности… на людях. Наедине я не могу тебе её гарантировать.
– Придётся, если хочешь узнать, почему я не могу выйти за тебя!
– Не можешь? – Взгляд Вано сразу протрезвел и потемнел. – У тебя кто-то есть? Кто? Корней? Я убью его! Убью, клянусь!
Последние слова Вано прокричал, и из гостиной выглянули любопытные ятровки.
Выскочил из соседней комнаты Афоня:
– Мой бард? Нужна помощь?
Он было направился к Вано, но тот предостерегающе поднял руку:
– Все в порядке, Афанасий.
– Ты обезумел, что ли? – прошептала я. – Они же всё слышали!
Вано тяжело взглянул в сторону ятровок, и те сразу скрылись в гостиной.
– Пойдём… расскажешь. Особенно меня профессор Этернель Орэт Дёнуарович интересует. Интересный персонаж… – Вано схватил меня за руку и потянул из прихожей.
На террасе оказалось совсем не холодно, но Вано остервенело бросал в топку дрова, и когда пламя весело затрещало в печи, обернулся и посмотрел на меня:
– Ты ехала на дачу к Этернелю. Остановилась у часовни. Что же случилось дальше?
Часть третья
…Ты говорил: не буду служить идолам, а между тем на всяком высоком холме и под всяким ветвистым деревом ты блудодействовал…
Книга Пророка Иеремии, 1:20
Глава 11
«Машина пересекла поле по диагонали. Скользя и буксуя в колее, я с трудом въехала на твёрдую дорогу, поднимавшуюся серой лентой вверх на плоскогорье. Плотное, как бетон, покрытие крепко держало «Ниву». Я, поддав газу, вползла на пригорок и остановилась на гравийной площадке. Припарковав «Ниву», я вышла и огляделась.
Природа вокруг выглядела живописно и покойно. Ветер, гнавший синие тучи с запада, внезапно стих, забросив любимую игру в пастуха и овец. Солнце – светлое, цвета лимонной цедры, создавало неповторимую иллюзию невесомости. Воздух остановился, повис огромным, прозрачным, упоительно сладким на вкус куполом. Я глубоко вздохнула и чуть не замычала от удовольствия. Листопад раскрасил подстриженную траву под деревьями в оттенки лимона и золота. На фоне не затянутых тучами просветов бирюзового неба чернели заострённые пики столетних елей в бору. Вокруг стояла такая тишина, словно на сто километров вокруг не было ни жилья, ни дорог. Лишь дятел в глубине леса выстукивал частую барабанную дробь в стволе старой берёзы и где-то в зарослях неподалёку перекатывалась на бобровой плотине речка.
Тихая картина жёлто-бирюзовой невесомости завораживала. Вглядываясь в фиолетовые тени под близкими елями, слушая тихое журчание речки, вдыхая ароматы трав, я почувствовала знакомое волнение.
«Я дома! Господи, домом пахнет!»
Чувство, когда человек после долгой разлуки приходит к дому и узнаёт знакомые места, – известно всем. Невозможно перепутать и не узнать по ощущениям то, что в крови каждого из нас. Мне казалось, что каждая травинка, веточка, каждый камушек знакомы мне, всё здесь отзывается и ложится на сердце сладкой печалью и радостью! Я вдыхала терпкий запах высоких и костлявых, как спины старух, сосен, окружённых кукушкиными лугами. Мне хотелось лечь на землю, прижаться к ней ухом и слушать затухающее журчание берёзового сока, уходящего в недра. Там далеко, за лукой моря, чайки гонят прохладный ветер, и он широко веет в спокойном небе. Сердце говорило одно…
Но в том-то и дело – это место я видела впервые!
От гравийной площадки, на которой я припарковалась, вверх, к беломраморным пропилеям [29] о четырёх колоннах, поднималась высокая каменная лестница. Кованые ворота в центре распахнуты настежь. Портик над пропилеями, увитый цветущими, желтоватыми розами, устремлял вверх стройные ряды колонн.
Передо мной раскинулся Вавилон! Нет! Парфенон, Акрополь!
На верхних ступенях лестницы стояли широкие и удобные мраморные скамьи, должно быть, очень приятные для отдыха в летнюю жару. Позади них уходил в глубину портик, поддерживающий архитрав с изображением некоего божества и лежащих у его ног двух львов. В противоположной стене, украшенной барельефами с рунами и мифическими сюжетами, находилась высокая дубовая дверь, наглухо закрытая.
«О боги!»
Моя машина не была единственной на парковке. Поодаль справа от лестницы стояла карета «Скорой помощи».
Мысль, что я не одна, подействовала ободряюще, и ноги в резиновых ботах храбро ступили на потускневший от времени мрамор.
Поднявшись на верхнюю ступеньку, я вошла под крышу пропилеи. Над дверью лаконичным латинским шрифтом было начертано:
Viridem quercum in litore maris [30].
«Ви-ри-дем квэркум ин ли-то-рэ марис… Латынь, кажется».
Я посмотрела наверх, на потолок портика. Он был так высок, что я рискнула вывихнуть шею, рассматривая потолочную роспись.
– Ух ты! – восхитилась я вслух, и эхо, отколовшись от потолка, повторило мои слова.
– Ух ты! Жаль, не знаю языка… Если предположить, что здесь прямой порядок слов… значит, «виридем квэркум» существительное? Ин литорэ марис… «Ин» или «ан»… это значит «в», «на» или «у». Литорэ? Что бы это значило? Марис? Это, наверное, «море» или «морской». А что бывает морским? Ветер? Или берег? «Литорэ»… допустим – «берег». Получается «виридем квэркум» – на морском берегу…»
Эхо вторило мне, повторяя слова.
– «Квэркум»… непонятно! Похоже на слово «сквер»! А «виридем»? Может, это что-то связанное с «вер»? От французского «вер» – «зелёный». Значит, написано: «зелёный сквер на морском берегу». Сквер на берегу? Странно, но вполне правдоподобно… Парк здесь, что ли? На морском берегу? И где же оно само – море?»
И тут я застыла с открытым ртом. В небольшое, на уровне глаз отверстие в двери я увидела огромный дуб.
Дуб врастал в землю на аккуратно подстриженной лужайке и выделялся среди капризной осенней желтизны сочным и изумрудным цветом листвы. Тысячелетний необъятный ствол, скрученный мощной спиралью, исчезал в густой зелёной кроне на высоте трёхэтажного дома. Дуб был настолько огромным, что полностью загораживал кроной фасад дворца за ним.
Мне представились хороводы девушек в кокошниках и старцы с гуслями у подножия – у такого сакрально-могучего дерева непременно должны были происходить древние обряды и служения!
«У Лукоморья дуб зелёный…»
– «Виридем квэркум»! Это же… зелёный дуб! Лукоморье – это «морской берег»! Вот это да! «Виридем квэркум ин литорэ марис»! Зелёный дуб у морского берега! У Лукоморья!
Эхо
