эти сообщения, я размышляла, стоит ли подождать, когда он вернется домой. Но если Изон так ненавидел Роба, что после обнаружения измены не мог находиться в доме, в котором тот жил, возможно, он никогда больше не захочет возвращаться, узнав всю правду. И я абсолютно не виню его. Предательство жгло меня изнутри, как лава.
Мой муж стал отцом ребенка другой женщины.
А эта женщина была волком в овечьей шкуре, притворявшимся моей лучшей подругой. Так что в очередной раз мне пришлось разделить это никому больше не знакомое и глубокое горе с одним из лучших мужчин, которых я когда-либо знала.
Первым делом в то утро, еще не зная, что буду делать, я позвонила Эвелин и попросила присмотреть за детьми, чтобы поехать к нему. Он заслужил узнать это от кого-то, кому он был небезразличен, а мне он действительно был небезразличен. Я не создавала ту дебильную видимость любви, которой нас пичкали Роб и Джессика.
Я потянулась к нему, хотела прикоснуться, чтобы он знал, что я здесь, страдаю вместе с ним, но он отпрянул.
– Это невозможно, – заявил он, мышцы на шее напряглись.
Боже, это будет больно.
– Я не знаю, когда это началось. Я не так далеко продвинулась в их сообщениях. Но на следующий день после рождения Луны Джессика отправила ему сообщение, в котором говорилось, что ты только что ушел домой за какими-то вещами, так что он может прийти познакомиться со своей дочерью.
Глаза Изона расширились от бешенства, но я продолжала говорить, надеясь на эффект оторванного пластыря.
– Роб сказал ей ничего не говорить и то, что Луна может быть и твоей. После этого она позвонила ему, так что я понятия не имею, о чем они беседовали. – Я достала свой телефон из заднего кармана. – А потом я нашла эту фотографию на его личном мобильнике, на которой он улыбается, держа Луну на руках в больнице. – Я повернула экран к нему. – Я видела ее много раз, но никогда по-настоящему не придавала ей значения. Есть куча фотографий, как мы навещаем Джессику в больнице. То же самое и с тем, как вы, ребята, навещали нас после рождения Мэдисон. Но взгляни на время. – Мой голос дрогнул, и слезы, которые я поклялась не показывать ему, навернулись на глаза.
Я не была ни в чем виновата. Мне позволено было злиться. Мне позволено было чувствовать боль. Но в первую очередь моя задача была убедиться в том, что он в порядке. Потому что в любой ситуации он сделал бы для меня то же самое.
– Мы пришли к ней на следующее утро. Я помню это, потому что мы добрались туда около десяти, так как я настояла на том, чтобы заехать и купить ей завтрак в том местечке, которое мы так любили. Нас не было в больнице в шесть двадцать вечера или в любой другой вечер, но он, очевидно, был там. Либо Джессике удалось уговорить его, либо Роб все-таки решил, что есть большой шанс, что Луна от него, раз рискнул прийти.
– Боже мой, – пробормотал он, и я увидела, как надежда исчезла с его лица вместе с румянцем. – Вот черт. Черт, черт, черт. – Держась за грудь, он, спотыкаясь, подошел к одному из деревянных стульев, стоявших вокруг деревенского обеденного стола, и опустился на него. – Она отправила меня домой за подушкой и кучей других странных вещей, которые, по ее словам, она забыла положить в свою больничную сумку. Это был целый чертов список, включая кока-колу. Причем ту, с кусочками льда, за которой пришлось ехать в магазин. Мне потребовалась чертова вечность, чтобы все это собрать. И когда я вернулся, Роб уже был там. – Поставив локти на стол, он закрыл руками лицо. – В то время это не показалось странным. Почему это не показалось мне странным?
– Потому что ты доверял ему. Доверял ей. – Я присела на корточки рядом с ним и положила руку ему на спину. – Они провели нас обоих. Это не твоя вина.
– Но я тоже виноват! – Он вскочил на ноги и вскинул руку, указывая на дверь. – Это моя дочь. Эта маленькая девочка – весь мой гребаный смысл жизни, а ты говоришь, что она может быть чужой? Разве не хватило того, что он трахал мою жену, так этот сукин сын еще и захотел забрать моего ребенка? – Он задел декоративные свечи, стоящие в центре стола. Они упали на пол с громким треском, разбившись точно так же, как и мужчина, стоящий передо мной.
Нырнув ему под руку, я торопливо заговорила:
– Прекрати. Изон. Ну же. Подумай. Это не имеет значения.
– Как это может не иметь значения? Он забрал у меня все. Вся моя гребаная жизнь – ложь. Бри, пожалуйста, ради бога, скажи, как сделать так, чтобы это действительно не имело для меня никакого значения.
Я уставилась на него в полной растерянности.
На протяжении нескольких дней, еще до того, как я узнала о Луне, я пыталась найти ответ на этот вопрос, но никак не могла понять, как перестать позволять призраку втаптывать мое сердце в грязь. Был только один человек, который мог меня утешить. Вероятно, это было неправильно, учитывая ситуацию, но, когда его светло-карие глаза впились в мои и я увидела, как боль исказила его красивое лицо, я готова была сделать что угодно, чтобы избавить его от мучений.
Даже рискнуть всем.
Мое сердце бешено заколотилось, когда я подняла свою дрожащую руку.
– Потому что он больше не имеет значения, а ты все еще да.
Его глаза потемнели, когда я обхватила его за шею. Одно-единственное движение тут же раскрыло мои намерения.
– Что ты делаешь? – забормотал он.
– То, что должна была сделать еще несколько недель назад.
В его глазах что-то вспыхнуло, но он не сдвинулся с места.
– Изон, – вздохнула я. Он был прямо здесь, в нескольких дюймах от меня, чувствуя мое желание, пока я умоляла его.
Его губы зависли над моими, пока глаза изучали мое лицо.
– Ты – все, что у меня осталось, Бри. И, черт возьми, ты тоже принадлежала ему.
Когда он отстранился, я сжала руку в кулак рядом с его грудью.
– Нет. И ты это знаешь так же хорошо, как и я. Я была лишь гребаной марионеткой, а теперь с меня хватит.
Я приподнялась на цыпочки, покончив не только с Робом Уинтерсом.
Я покончила со страданиями. Перестала гореть на костре из-за человека, которому было на меня плевать. Но главное – я перестала
