Хочешь?
Она заколебалась, оглядываясь на дом.
— Все в порядке. С ними все в порядке. Вообще-то у меня здесь до сих пор есть радионяня на те вечера, когда я захочу поработать допоздна.
— О… Тогда ладно. — она вошла в гараж, и я взглянул на ее босые ноги.
— Но тебе, наверное, стоит обуться. Я не подметал несколько дней и не хочу, чтобы ты получила занозу, или наступила на гвоздь, или что-нибудь еще.
— Моя обувь наверху. — она посмотрела на корзину для белья. — Я как раз собиралась сложить белье.
— Ты можешь сложить его здесь, если хочешь. — я указал на рабочий стол. — Я могу положить на это чистую тряпку.
— Ох. Хорошо. — она поставила корзину с бельем на пол. — Тогда я сейчас вернусь.
Я смотрел, как она выходит из гаража на цыпочках, осторожно ступая, и слышал, как она поднимается по лестнице. Когда она ушла, я накрыл рабочий стол чистой тряпкой, затем поставил на неё корзину для белья. Я не мог удержаться, чтобы не заглянуть в беспорядок одежды — сверху было ее белое платье, и я увидел кусочки кружева и атласа, от которых моя кровь забурлила быстрее.
Когда я снова услышал ее шаги на лестнице, я попятился, чтобы меня не застукали за тем, что я пялюсь на ее трусики, как придурок. Я подошел к холодильнику и взял ей пива.
Она появилась в шлепанцах. — Можно войти?
— Можно. — я протянул ей бутылку. — Держи.
Она чокнулась со мной. — За твое здоровье.
Я наблюдал, как она поднесла бутылку к губам, и увидел, как дернулось ее горло, когда она сглотнула. Черт возьми, здесь было жарко.
— Спасибо, — сказала она, заметив скатерть на столе, куда я поставил ее корзину для белья. Она сделала еще глоток, поставила пиво и начала вытаскивать вещи и складывать их. — Итак, ты много успел сделать сегодня?
— Да. — я прислонился спиной к своему рабочему столу и попытался не замечать, что представляла собой каждая деталь, что она складывала — бюстгальтеры, трусики, маленькие майки, белую футболку, которая была на ней в ночь нашего поцелуя. — Еще раз спасибо, что отработала дополнительные часы. Я заплачу тебе за них.
Она улыбнулась. — Не за что.
— Итак, как прошли твои первые две недели в качестве няни?
— Отлично. Дети такие веселые. И этот город восхитительный. — она сморщила лицо. — Извини за еду. Я поработаю над этим.
— Все в порядке.
— Я работала в куче баров и ресторанов, но просто никогда не училась готовить. И моя мама никогда не учила меня.
— Нет?
Она покачала головой. — Я думаю, это был также бунт против ее матери, которая в основном жила на кухне. Очень традиционные представления о том, где место женщине и все такое. Они никогда не ладили.
Я подлил себе пива. Рядом с ней было легко хранить молчание — эта женщина была разговорчивой.
— Они были такими разными, понимаешь? Моя бабушка была полностью услужливой и покорной моему дедушке. Моя мать была независимой и дерзкой. Всегда нарушала правила. — она сложила пару шорт пополам. — И я была ее дочерью до мозга костей. Вот почему я не могу поверить, что позволила Нилу сделать то, что он сделал.
Я сделал еще пару холодных глотков.
— Боже, я скучаю по ней. — она немного помолчала, глядя на одежду в корзине. — Какой была твоя мама?
— Она была строгой. Ей приходилось быть такой, с четырьмя буйными сыновьями. Она была так полна решимости научить нас хорошим манерам, а мы были похожи на стаю диких животных, всегда желающих разорвать друг друга на части. — я рассмеялся. — Иногда она просто сдавалась, ставила таймер и позволяла нам с Ксандером драться на заднем дворе в течение трех минут.
Вероника улыбнулась. — Как в боксерском раунде?
— Точно.
— Так кто же побеждал?
Я бросил на нее неприязненный взгляд. — Конечно же я.
Ее улыбка стала шире. — Конечно.
— Тогда ей приходилось слушать, как мы выли от боли, пока она мыла нас, и она говорила, что это наши собственные чертовы ошибки и мы никогда ничему не научимся.
Она сложила пару шорт. — Я чувствую, что она в чем-то была права.
— Но она была веселой и общительной и всегда видела хорошее во всех.
— Как она выглядела?
— Сильно похожей с Мейбл. Темные волосы. Голубые глаза. Громкий смех, широкая улыбка. — дождь начался снова, барабаня по крыше гаража.
Вероника улыбнулась и взяла свое пиво. — Они с твоим отцом ладили?
Я кивнул. — Они всегда утверждали, что это была любовь с первого взгляда. На их первом свидании он сказал ей, что собирается жениться на ней. И так и сделал. Шесть месяцев спустя.
— Правда? — ее глаза расширились. — Это невероятно.
— Или безумно.
— И он больше ни с кем не встречался? Я имею в виду, после того, как она ушла?
— Нет. — я слышал его голос в своей голове. — Он всегда говорил: “Это случается только один раз”.
Медленно кивнув, Вероника сложила свою одежду аккуратными стопками в корзине, затем взобралась на край стола и села прямо напротив меня. — А как насчет тебя? Ты когда-нибудь был влюблен?
— Не-а. — я поддел этикетку бутылки ногтем большого пальца. — У меня было несколько подружек до рождения близнецов. Но никогда ничего серьезного.
— Ты один из тех парней, которые не проявляют чувств?
Я нахмурился. — Ты говоришь как моя сестра. Это не значит, что я “не проявляю чувств”. У меня их много. Я просто думаю, что определенные эмоции отчасти бессмысленны. То, что человек делает, важнее того, что он чувствует.
Она свела лодыжки вместе и уставилась на свои ступни. — На самом деле, я тоже никогда не была влюблена.
— Даже в твоего бывшего?
— Нет. — покраснев, она покачала головой. — И он не был влюблен в меня. Мы не должны были жениться.
— Хорошо, что ты этого не сделала.
Она отхлебнула пива. — Ты думал о том, чтобы жениться на маме близнецов?
Я покачал головой. — Первое, что она сказала мне после: “Я беременна”, было — “У меня будет ребенок, но я не собираюсь его оставлять”. Так что не было причин рассматривать это.
— И с тех пор вы были одиноки?
— С тех пор я не в отношениях. Мне нравится моя независимость.
— Тебе не бывает одиноко?
— Никогда, — солгал я.
Она кивнула. — Мне тоже нравится моя независимость, но я думаю, что приятно делиться вещами с кем-то. Одна из причин, по которой мне нравилось быть Rockette, заключалась в том, что мы были как семья. Я не должна была позволять Нилу уговаривать меня уволиться.
— Почему он хотел, чтобы
