конец. Он мысленно проклинал Артема, который вчера вечером подбил его пробраться на чердак женской бани, чтоб подглядывать за купанием работниц с завода. «Сто процентов можно сиськи увидеть» — подстрекал он товарища.[3]
Час назад, когда солнце уже клонилось к закату,[4] ребята тихонько перелезли через старый дощатый забор и, гуськом перебегая меж деревьями, приблизились к старой бане, что находилась возле школы. Баня обслуживала работников с завода фосфатных удобрений.[5]
По словам Артема, через щель в потолке там можно было увидеть все душевые кабинки.[6]
По пожарной лестнице мальчики вылезли[7] наверх.[8]
Стараясь не шуметь, глотая пыль,[9] они поползли на животах к заветной дырке. Вот она, обозначенная слабым пятном света, исходящим снизу.
Заговорщицки переглянулись, услышав шум воды.
Притихли, стукнулись лбами и начали заглядывать в дыру в потолке.[10]
И тут же замерли от испуга.[11]
Сережа даже немного письнул в штаны, но внимания на это не обратил.[12]
Среди большого помещения, обложенного старым кафелем, происходило какое-то страшное и кровавое действо.
Вокруг тела, дергающегося в смертельной агонии, скопилась куча голых уродливых существ. Они жрали, рвали беднягу, разрывали его плоть и сосали кишки, что гирляндами свисали с их цепких пальцев.[13]
Твари обладали женским телами, груди тряслись от их движений, однако ребята уже и забыли о своем возбуждении.
Они почувствовали себя маленькими и захотели домой.
— Это они сторожа дядю Васю жрут, — прошептал Артем. — Вон его берцы — как всегда, в говне.
Сторож был нормальным дядькой, всегда угощал их сигаретами и рассказывал пошлые анекдоты. Они даже песенку о нем составили: «Дядя Вася — добрый человек, у него в кармане чебурек». Веселый и свой в доску мужик. Сейчас дядя Вася выглядел совсем не жизнерадостно.
Существа хорошо справлялись — половина скелета белела при свете тусклой лампочки.
Только Сережа подумал о том, чтобы петлять отсюда, как Артем, сволочь, в лучших традициях дешевых ужастиков, отпрянул от зловещей картины внизу, вскочил и споткнулся об какой-то хлам. С визгом упал, бешено дергая ногами.[14]
Снизу послышался радостный и хищный вой.
«Они услышали нас» — понял Сережа.[15]
Забыв о товарище, он на четвереньках метнулся к выходу.[16]
Не слез — сполз по металлической лестнице, больно ударяясь коленями. Только ноги коснулись земли, парень помчался к воротам.[17]
Позади сопел и хныкал Артем.
Однако там их ожидали.[18]
Окровавленная морда с горящими глазами выткнулась из прорехи в заборе[19] и натужно завыла.
Через верх перевесились[20] скользкие розовые тела, жадные стоны зазвучали в унисон.
Назад! К школе![21]
Но снова, когда, казалось, спасение было близко, их встретила толпа чудовищ, тряся когтями и грудями.[22]
Сергей понял, что вдвоем они не спасутся. Он замер, резко повернулся к Артему и толкнул его в грудь.[23]
Тот упал, недоуменно посмотрел на друга и заревел.
— Ты у меня когда-то машинку украл, — пробормотал Сережа и, не оглядываясь, бросился наутек.[24]
За спиной раздался душераздирающий крик, который резко оборвался, сменился чавканьем и хрустом.
Рваные тучи разошлись, оголив кровавый полумесяц, задул пронизывающий северный ветер. Его завывание гармонично сплелось с удовлетворенным рычаньем, раздающимся из темного угла, куда не доставал лунный свет.[25]
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Допросная
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀
⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Василий Рузаков
Хоррор-Россия, которую мы потеряли?
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
С точки зрения многих читателей, в России хоррора нет, и не было — примерно как секса в СССР, по знаменитому утверждению некой участницы телемоста времен перестройки. Тем не менее, в отечественной литературе он мог бы появиться едва ли не раньше, чем в мировой.
Берясь за разговор о самом понятии «хоррор», часто чувствуешь себя собакой из известного анекдота: все понимаешь, но сказать ничего не можешь. Вроде бы все знают, что такое «литература ужасов» и могут показать примеры, но никто не может внятно сформулировать четкое определение. Еще сложнее точно указать корни жанра и начало его зарождения.
В самом деле: представьте себе, что читаете книгу, в которой речь идет об аристократическом поместье, в которое по ночам вламывается чудовище и пожирает людей — причем это продолжается до тех пор, пока не находится мужчина, способный дать противнику отпор. Скажите: хоррор это или нет? А если нет, то почему?
Между тем, книга, о которой идет речь — англосаксонская поэма «Беовульф», классика мировой литературы.
Иногда, если говорить честно, вообще складывается впечатление, что хоррор — не жанр как таковой, а прием. Возьмите «Собаку Баскервилей» Конан Дойля: по многим формальным признакам (жуткая атмосфера, намерение напугать читателя и т. п.) — это чистейшие готические ужасы. И даже то, что объяснение у событий оказывается рациональным — ничего не меняет: во «Франкенштейне», например, тоже все объясняется наукой. Даже если представления Мэри Шелли о возможностях этой самой науки расходятся с нашим опытом и убеждениями.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Откуда есть пошла…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Любопытно, что в англоязычных источниках (изученных значительно лучше отечественных) обязательно отмечается две особенности: хоррор происходит от сказок и мифов — если, конечно, мы говорим о его мистической ветви, а не о психологических триллерах. И, во-вторых, — он часто сближается с фэнтези, особенно с так называемым «темным фэнтази». Иногда даже высказывается мысль, что то ли хоррор — поджанр фэнтези, то ли наоборот.
Но тут возникает второй важный вопрос: а когда, в таком случае, миф и сказка становятся хоррором? Или фэнтези, если уж на то пошло? Относится ли к ним «Франкенштейн»? А «Беовульф»?
Мне кажется, именно сближение хоррора с фэнтези дает ключ к пониманию вопроса. Миф превращается в фэнтези, когда из достоверного для слушателя рассказа о реальном событии становится ностальгической историей в духе «а вот раньше деды не на самолетах, а на драконах летали». Точно так же миф становится хоррором, когда рассказывает о чудовищах, в реальное существование которых мало кто из слушателей верит. Вряд ли многие из читателей «ужастиков» всерьез боятся столкнуться с вампиром или оборотнем.
Именно здесь и проходит водораздел: для
