Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
ее на стену и поставила Оэру на пол. Та поползла к Обаре и принялась отнимать у него лодку.
– Я только что стала женщиной, – ответила мать и потянулась, так что в спине у нее захрустело. Она проработала при дворе большую часть ночи. – Была чуть старше тебя. Моя мать проверила меня, как всегда проверяли всех женщин в нашем роду. Она велела мне сесть у постели спящего и спросила меня, что я вижу.
Она устремила взгляд в окно, но я знала: она видит не качающиеся ветви, а свое давнее воспоминание.
– Там был бескрайний океан и маленькая лодочка на нем. Кто сидел в лодочке, я не разглядела. Поначалу мой дар был едва ощутим.
– Как ты научилась ткать?
В голове у меня стучало. Перед глазами стояла та рука – чужая рука, касавшаяся моей груди.
Мать фыркнула и поднялась.
– Ты же знаешь, какова она – твоя бабушка. Она не могла обучить меня профессии, как мастер учит подмастерье – о нет! Мне все пришлось познавать самой. Набить себе шишек и синяков. Потерять на этом годы. Тебе не придется повторять мой путь. Если твое время настанет, я обучу тебя сама, ты сможешь избежать моих ошибок.
Тут она внимательно посмотрела на меня – впервые с тех пор, как я вошла в дом.
– Ты что-то видела?
Я кивнула. Она тихо охнула, склонила голову набок.
– Ты такая юная… Тебя это напугало?
И снова я кивнула, не решаясь поднять на нее глаза. Боясь, что она прочтет в моих глазах, что я видела. С ранних лет я знала, что самое худшее, что может сделать ткущий сны, это войти в чужой сон без приглашения.
Мать улыбнулась.
– Понимаю, – проговорила она. Подойдя ко мне, она притянула меня к себе. – Я не успела тебя подготовить. Не могла предполагать, что сны придут к тебе так рано. Но, должна сказать – я рада, что дар передался тебе. Я очень надеялась, что у кого-нибудь из вас, девочек, он проявится. Теперь я могу передать свои знания дальше.
Она погладила меня по щеке.
– Начнем прямо сегодня вечером. На сегодня меня нет заказов, так что давай встретимся на крыше, когда малыши заснут.
Я испытала большое облегчение. Теперь мать всему научит меня. Покажет мне, как отделить сон от реальности. Больше не хочу прыгать из окна. Или внезапно видеть себя со стороны. Меня все это очень напугало.
* * *
Но когда речь заходила о снах, мы с матерью говорили на разных языках. Я не понимала ее, а она – меня. Она посадила меня в головах у отца, когда он спал, и показала мне, как нащупать сон и как вплести в него новые элементы. Но мне трудно было повторить то, что она показывала. Все это казалось мне странным и противоестественным. Когда же я делала по-своему, она сердилась, ударяла меня по пальцам и шипела на меня так, что отец просыпался.
– Если ты не делаешь так, как я говорю, какой тогда смысл в том, что я пытаюсь научить тебя? – возмущалась она и выскакивала из дома.
Висячий мост скрипел под ее ногами, когда она уходила прочь от нашего жилого дерева. А ведь я хотела, чтобы она научила меня. Хотела, чтобы она показала мне, как держать реальность под рукой, а чужие сны на расстоянии, но когда я пыталась расспросить ее об этом, она не понимала, о чем я. Повинуясь ей, я повторяла все ее движения и видела, как сон постепенно ужимается и бледнеет. Но мать оставалась довольна, кивала и поправляла лишь какую-то мелкую деталь. Казалось, она не видит того, что вижу я. Словно бы цвета и сила, таящиеся в сне, для нее закрыты. Для меня сон – это сильное, почти необоримое чувство, потом являются картины, я вижу то, что снится человеку, как будто бы я сама нахожусь там. Ощущение настолько сильное, что я потом еще несколько дней ношу его в себе. Если это плохой сон, наполненный страхом, я еще долго брожу с ощущением ужаса, не в силах стряхнуть его с себя. Но даже когда речь идет не о плохих снах, мне все равно тяжело. И труднее всего приходилось, когда я была ребенком, беззащитным перед тоской, болью и страстями других людей.
Мы все чаще ссорились. Она хотела видеть послушную ученицу и дочь. Я хотела повиноваться, но мне остро требовались знания, которых она не могла мне дать. Я остервенело любила ее и делала, как она просила, но это становилось все сложнее. По вечерам я не могла заснуть, переживая, какие еще сны могут проникнуть в мое сознание. Глаза у меня ввалились, я еле ползала от усталости и недосыпа, потеряла аппетит. С Аурело я больше не играла. Мне не хватало его дружбы, после него во мне осталась дырка, словно кто-то взял ложку и выковырял из меня всю мякоть. Но я никак не могла отогнать от себя его тогдашний сон. Его версию меня. Хотя я и знала, что человек не может отвечать за свои сны.
Однажды ночью, когда мы с матерью сидели в полумраке у изголовья отца, она на своем пуфике ткущей сны, я – на подушке, я не справлялась даже с самыми простыми задачами: ввести в сон отца рыбку. Дождь. Вскарабкаться вверх. Раньше у меня такое получалось, и даже более сложное – убежать от бури. Приготовить еду. Встреча, которая заканчивается слезами. Но теперь я так устала, так разуверилась в себе, что ничего не выходило. Руки у меня дрожали, я глотала слезы.
В конце концов мать уронила руки на колени и откинулась назад. Посмотрела на меня и вздохнула. Я отпустила остатки сна отца о том, как он вырезает по дереву, они ускользнули и растаяли.
– Пора мне отвезти тебя к своей матери, – коротко сказала она и встала.
На следующий день мы сели в парусную лодку и поплыли.
* * *
Мать упаковала вещи в дорогу: немного одежды, сушеную рыбу и питьевую воду. Больше, чем требуется в поездку, занимающую один день. Но на море всегда надо быть готовым к шторму. Подарок бабушке – ловец снов, сделанный одной из сестер матери из конского волоска, жемчужин и высушенных ягод.
К бабушке мы ездили редко и обычно всей семьей. Мать и бабушка не ладили. Я не знала почему. Знала только, что иногда матери приходило в голову, что надо посетить свою мать, и она брала с собой нас, всех своих
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
