под себя менее удачливых соседей, заставляя их работать на своём поле под более чутким контролем, чем твои люди. Через пару лет несколько семей заживут в достатке и смогут совершать покупки у ремесленников, проживающих на наших землях. Тебе легче станет получать с них налог. Люди вздохнут свободнее, увереннее станут жениться, рожать ребятишек, растить их.
— Ты фантазёрка, моя мa poulette (мой цыпленок).
— Живи сам и дай жить другим!
— Это чьё-то изречение? Мне оно не подходит. Я за свою жизнь плачу кровью, жизнями своих вояк, а тот сброд, о котором ты печёшься, возится в земле и ни на что более не способен! Оставим это, мне пора.
Катерина была расстроена. Ей казалось, что её предложение выгодно, но она не учла полновластия Бертрана. Все пахали на него на его полях, а осенью ещё приносили то, что успели изготовить дома. Так в замке появлялась ткань, посуда, корзины и какие-то заготовки. Сложно вдруг выпустить всех из своего кулака и надеяться на то, что люди справятся без него и он останется не в накладе.
Она вышла во двор и проводила мужа, любуясь, как хорош он верхом на коне, и думая о том, что Бертран может в любой момент, в любом месте выбрать абсолютно любую девицу и развлечься с нею. Он феодал, тот самый, кто на своей земле олицетворение силы и власти!
От этих мыслей стало зябко, и Катя вернулась внутрь, будто отрезая себя от надуманных поступков мужа. Некоторых вещей лучше не знать, чтобы не потерять способности выжить.
Бертран привлекателен внешне, в нём нет жестокости, и если он позволяет себе развлекаться, то вряд ли кто-то льёт после этого слёзы. А вот ей рано требовать от него верности. Не те условия жизни, не то время. Если он действительно влюблён в неё, то это получится само собою, а если нет, то никакие жалобы, тем более претензии не помогут. Останется надеется на уважение, что он будет скрывать свои похождения.
— Сеньора, что-то вы взгрустнули, — подошла Манон, — неужели жаль, что гости уехали?
— Нет, без них спокойнее.
— Тогда что же?
— Манон, деревенские девушки на сеньора не жаловались?
— Не понимаю.
— Ну, может он кого-то обесчестил?
— Да кто ж на такое жаловаться будет? — засмеялась управляющая.
— Побоятся?
— Вы странное говорите. Стоит нашему сеньору заехать в деревни, так ему девственниц выставляют, чтобы он выбрал и провёл со счастливицей ночь. Обычай есть такой, что за девственность владетель должен оставить монету.
— Да? Хм… Так это ж разориться можно!
— Вот и сеньор злится! Говорит, что лучше бы нормально покормили, а не совали ему грязных девок! Да, к слову сказать, редко он ночует в деревнях, предпочитает на улице, если только совсем уж холодно, то выбирает дом посвободнее.
Катя облегчённо выдохнула, а Манон тактично промолчала, что у сеньора есть поприличнее дамы, чем крестьянские юницы. Да и что болтать, если всё в прошлом, и смотрит младший Бланшфор только на свою жену. Не только смотрит, но слушает её, доверяет ей и оказывает не меньшее уважение, чем матери.
— Ну что ж, Манон, давайте-ка решим, что нам надо срочно скормить скотине, что оставим себе, и что следует докупить. Заодно потренируетесь в счёте.
Несколько дней прошли в плавной круговерти повседневных хлопот. Ради эксперимента и чтобы сделать приятно жене, Бертран выбрал три семьи, выделил им землю и, назначив плату, предложил самим решать, что сажать, как растить и где продавать, чтобы выплатить деньги и не остаться в убытке. Ему было интересно, что из этого получится. В принципе было бы неплохо, если его воякам не надо будет больше дежурить и присматривать за работой крестьян на его огородах и виноградниках.
Почти круглосуточно он сидел на коне, патрулируя земли и попутно присматривая за жителями. Катя осваивалась в замке, следила за строительством, встретила дополнительно нанятую бригаду каменщиков. Как только окончательно подсохли дороги и солнышко прогрело землю, так чета младших Бланшфоров выехала в маленькое путешествие по окрестным городам в поисках интересного товара.
Карета у Бертрана была старой, и Катя без жалости вырезала в дверцах большие дырки под окна, установив там поднимающиеся наверх жалюзи, сделанные из лубочных полосок. Эта предосторожность была на случай дождя или сильного ветра, поднимающего пыль, а так крошечному коробку под названием карета требовалась усиленная вентиляция.
С собой у Катерины было собственноручно изготовленное тонковатое, но всё же шерстяное одеяло, пододеяльник, настоящая пуховая подушка с наволочкой и большая вытертая шкура в качестве простыни на колкое сено. Без этого набора она ни в какую не соглашалась ехать.
Бертран ворчал, но рано утром перед отъездом с удовольствием отправился исповедоваться и от души жаловался на жену. Священник, уже длительное время, не получая подношений в церковь, подозрительно косился на счастливого сеньора и всё чаще его наставлял, что женщины — суть коварства, медленно сводящее с ума достойных мужчин. Ябедничая на жену, сеньор успокоил священника, а творожная запеканка с дюжиной запечённых яиц привели того в почти радушное настроение.
Катя старалась минимально общаться с этим представителем церковной власти из-за его резкого запаха, после которого ещё долго в горле стоял ком, который не сплюнуть и не проглотить. А ещё она находила его человеком малообразованным, но жадноватым и любящим настраивать мужчин против женщин, объясняя, что они сродни животным или хуже. Многие после вдохновлённых речей своего пастора учили дома послушанию жён и дочерей, находя в этом приятное времяпровождение, а многие обвиняли своих супружниц в ведьмовстве, полагая, что их жизнь не сложилась именно из-за женского коварства.
Бертран вмешивался, уговаривал ретивого служителя умерить пыл, лишал финансовой поддержки, но селяне сами подкармливали непримиримого сподвижника и только больше уважали его. Но как бы сеньор ни относился к священнику, он не мог игнорировать его, и своей Катрин не советовал проявлять неуважение.
Несмотря на неприязнь, оба супруга перед поездкой испросили благословения и получили его вместе с добрым напутствием.
Катя под охраной Бертрана и его людей чувствовала себя в полной безопасности. Она с любопытством туриста смотрела, как живут люди на землях их соседей; c сочувствием отмечала, где народ был забитый; переживала там, где разбойный. Младшего Бланшфора знали все, и никто не рисковал устраивать препятствия на дорогах, требуя оплаты за проезд. Ближе к городам жизнь людей улучшалась, а в удалении можно было за сущие копейки купить пряжу, изделия из кожи, сукно, саженцы или сыр, масло.
— Катрин, куда нам столько тканей, ниток? — удивлялся Бертран.
— Берт, здесь ткут полотно намного лучше, чем у тебя! Отличная
