Глеб с Инной с надеждой поглядывали в сторону парадной двери, пока моя хищная свекровь распекала единственного человека, повинного в несчастьях её сыночки, — меня.
От ненавистной родственницы я узнала, как рады были они отделаться от пигалицы-вертихвостки в моём лице, как я всё не оставлю бедного Костю в покое, что житья ему от меня нет. Вон, седой весь, все жилы из него вытянула, прошмандовка.
— Мама, хватит! — что было сил выкрикнул Костя и для верности шарахнул кулаком по столу. — Я сам разберусь!
— Ага, разберётся он, как же! Все мозги тебе эта потаскуха малолетняя запудрила! — в тон сыну возразила Светлана Изверговна.
Если к «пигалице» и «вертихвостке» я уже как-то привыкла, то «потаскуха малолетняя» — это уже непростительное оскорбление.
Я оттолкнула свекровь с кухонного прохода и выскочила вон.
— Наташа, стой! — крикнул мне Костя, но догонять не побежал. Не в том он состоянии, чтобы ловко лавировать по коридорам. И к лучшему.
«Довольно с меня этой семейки. Все беды у них, видите ли, из-за меня… — ворчала я про себя, глотая слёзы по дороге домой. — Ноги моей в их доме больше не будет!»
Последнее обещание, конечно, слишком громкое, но я уж постараюсь его сдержать, ради своего же блага.
— Наташа! Наташа! — окликнули меня.
Сначала я хотела сделать вид, что не слышу и вообще я — не я, но уж больно знакомый и родной был голос.
Я обернулась.
— Наташенька, милая, кто опять довёл тебя до слёз? — подошла ко мне Елена Николаевна.
— Све… Све… — в общем, что-то заела моя говорилка от стресса.
— Опять с Костиной мамой поцапались? — догадалась мудрая женщина.
— Угу, — кивнула я.
— Идём к нам, за чаем всё расскажешь.
Так и вышло. Как только моё горло смочилось ароматным цветочным чаем, говорилка открылась и говорила, говорила без умолку, пока не выдала Елене Николаевне всё как на духу.
— Светку я, хоть убейте, не понимаю… — вздохнула моя благодарная слушательница. — Досталась её сыну жена с золотым сердцем, так нет же, всюду надо влезть со своей критикой!
Это я сейчас не поняла… Она про меня что ли?
Увы, вовсе у меня не золотое сердце, а самое обыкновенное. Мясное. Или как там его называют?
Как ни странно, Елена Николаевна встала на защиту Кости.
— В общем, я решила держаться от этой семейки подальше, — сообщила я собеседнице.
— Возможно, вам с Костей просто нужно время, чтобы помириться.
— Да не собираюсь я с ним мириться! — воскликнула я. — Он меня бросил в тот самый момент, когда был так нужен мне. Этого я ему никогда не забуду.
— Но ты же знаешь, почему он так поступил?
— Знаю. Потому что струхнул, что я могу остаться на всю жизнь инвалидом на его шее. Историю вот придумал про злой рок…
Елена Николаевна покачала головой.
— Нет, Наташа. Он так поступил, потому что боится, что его бредовые домыслы правдивы и с тобой может случиться что-то плохое. Да, он перенервничал. Мы тут, знаешь ли, все с ума сходили. Пока ты была в коме, Костя каждый день дежурил у тебя в палате, вызвал из Москвы высококлассного хирурга, чтобы тот прооперировал тебя, — поведала Елена Николаевна. — Это всё потому что он тебя любит. А ты его?
— Я уже не знаю, — пожала я плечами. — После того, как он поступил со мной, язык не поворачивается говорить о любви.
— О, девочка моя… — Елена Николаевна по-матерински обняла меня. — А ты представь, каково Косте. Он же во всём винит себя.
— Это, конечно, да. Чувство вины и всё такое… — ответила я. — Но по большому счёту всё верно: в том, что ещё до аварии наша семейная жизнь летела к чертям, во многом виноват он.
— У каждой пары в отношениях случается кризис, — сказала моя собеседница.
— Да. Но не каждая пара способна его преодолеть, — я встала из-за стола. — Спасибо вам за чай. Мне пора домой.
Глава 21. Уйти. Уехать. ОстатьсяСпустя три дня, как раз, когда еженедельные выходные совпали с моими, в гости ко мне приехала Наташа Гринкевич.
Я встретила её на вокзале и, стыдно признаться, не узнала. Мы и виделись-то лично несколько раз на тренировках и соревнованиях, остальное общение у нас проходило через интернет уже после трагедии с кислотой.
Наташа была выше меня на голову, а короткая стрижка и спортивная одежда и вовсе сделали её похожей на парня.
— Это мне Макс одолжил шмотьё, — пояснила Наташа, заметив, что я разглядываю её наряд, — мой парень.
— Удобно, однако, когда вам подходит один и тот же размер, — отметила я.
— Ага, — усмехнулась подруга. — Макс сказал, что его вещи будут оберегать меня от всего дурного. Кроссы, кстати, тоже его. Тёплые, удобные и по льду не скользят. Настоящая находка для меня. Я после операций перестала носить платья с туфлями.
— А парень у тебя давно? — поинтересовалась я.
— Да уж четыре года, скоро пять. Мы со старшей школы вместе. Приезжай ко мне в гости, познакомлю, — ответила она.
— Замётано!
Как мне удастся вырваться в другой город, я ещё не знала, но выход есть всегда, было бы желание. А оно есть! И вообще в этом городе меня держат только Юлины родители и учёба. Зато множество всего, от чего так и тянет откреститься раз и навсегда.
Однажды меня обманом заманили в подвал и пытались изнасиловать. Пятеро.
Да, я чудом спаслась. Да, этих утырков схватили и посадили. Но пройдёт пять лет, и их выпустят. Захотят ли они разыскать меня и довершить начатое? Встретятся ли мне где-то случайно в подворотне? Есть такая вероятность.
С Костей вообще всё мутно. То он кидает меня, переломанную, в больнице, то хнычет, что я нужна ему. Нет ему доверия. Я уже сама встала на ноги и не позволю всяким там Светланам Изверговным оскорблять меня.
На-до-е-ло.
Так что мысль слинять куда подальше из маленького грязного городка посетила меня не впервые. А значит, я над этим подумаю. Крепко так подумаю, с оценкой всех потенциальных перспектив.
