Позади стукнуло, отчетливо скрежетнул засов. Вправо и влево тянулся пустой темный проулок. На меня впервые за долгое время накатило ощущение одиночества — когда ты сам по себе, никто не контролирует, не охраняет, не подсказывает. Ощущение было резким и сильным, как будто вдоль темноты переулка тянуло теплым и влажным сквозняком свободы, вспомнилось давнее путешествие по великой реке и та внутренняя свобода, которая царила в те времена в моей душе. Я постоял немного, наслаждаясь этим чувством, но оно скоро померкло, отступило, вытесненное присутствием близкой загадки.
Развернувшись, я неторопливо затопал в сторону недалекой площади. Проулок раздвоился. Справа неясно нарисовался знакомый проход между усадеб, через который я рассматривал из окна остатки храма. Осмотревшись, никого не обнаружил и двинулся в этот самый проход. Тот расширялся ближе к площади, стены домов отодвинулись, и уже смутно виднелось, даже скорее ощущалось, большое темное пространство впереди, слегка обозначенное чуть более светлым пятном храмовой плиты, когда из-за угла навстречу выступили тени.
— Стоять! — тон приказа был ясен, даже если бы я никогда не слышал местного языка. Значит, охрана все-таки имеется, и не только по внешнему периметру, но и вокруг площади.
— Стою, — я отвечал спокойно, почему-то чувствуя себя в особом праве и совершенно не беспокоясь.
— Кто такой? — голос приблизился, и мгновение спустя в лицо ударил неяркий свет магического фонаря.
В его отблеске, несмотря на то, что светили мне прямо в лицо, я разглядел двоих.
— Илья, — я не нашелся, как себя обозначить.
— И откуда ты такой красивый, Илия?
— Из дома. — Я мотнул головой на поместье сзади, одновременно замечая, как второй страж начал смещаться, огибая меня стороной.
Стало немного неуютно. Это я против скелле, да еще если они по незнанию или глупости оперируют против меня искусством, герой, а против парочки крепких ребят — обычный мужик. Привыкнув к постоянной опеке и некоторому пиетету по отношению к своей персоне, я даже не взял с собой шарики с кристаллами. Так что, вздумай стражники дать мне по башке, вряд ли удастся отбиться.
— Я эль. Хотел посмотреть на храм, — поспешно добавил, надеясь, что от меня сразу же отстанут.
— Кто? — похоже, мои слова не произвели на стражу, если это была она, конечно, никакого эффекта.
— Так, Илия, или как там тебя, медленно и без резких движений опустись на колени, — голос был заботливый и полный убеждения.
В темной глубине сознания что-то отозвалось на этот благожелательный тон острым беспокойством, тело затопил резкий выброс гормонов, и потому, почувствовав быстрое движение позади, я, толком не соображая, что делаю, резко нырнул под руку, державшую фонарь передо мной. Спину у лопатки обожгло болью: вероятно, зашедший сзади, пытался ударить меня чем-то по голове, но промахнулся. Стоявший впереди ловко выставил ногу, пытаясь сделать подсечку, но я, сам не понимая как, это предчувствовал и, крутнувшись, вырвался почти на четвереньках в темноту за его спиной. Свет фонаря метнулся, и тут же раздался резкий долгий свисток. Ага, это все-таки городская стража, а не ночные разбойники.
Вероятно, у охранников были четкие и неприятные для меня инструкции, и из-за них я лишился малейшей возможности объясниться да и просто заговорить. Первоначальное желание развернуться и уйти в усадьбу сейчас полностью сменилось еще более сильным желанием не получить дубинкой по голове. Чтобы что-то сказать, надо бы для начала оторваться от атакующих, но ни время, ни место мне этого не позволяли. Впереди распахнулась простором площадь, очерченная знакомым светлым кругом, с противоположного конца ее метнулись тени, справа выскочили пляшущие по основанию храма светляки магических светильников. Я почти уперся в храмовую плиту и остановился, развернувшись навстречу преследователям.
— Остановитесь! Я Илья из семьи Ур! — бессмысленным в темноте жестом я вытянул вперед руку с раскрытой ладонью.
— Ща! — раздалось там, где я не ожидал, рассматривая мечущийся позади свет магического фонаря, и мгновение спустя в меня врезался маленький тенистый носорог, снося с ног и подминая тяжелым потным телом.
Меня умело придавили, фиксируя руки и ноги. Приблизившееся сбоку сопение завело мою правую руку за спину, сверху еще немного повозились и затем мощным рывком, едва не выдернув меня из рубахи, перевернули на спину. Лицо осветила сразу пара фонарей, и голос позади скомандовал:
— Клади на плиту и вяжи!
— Дернешься — убью, — тихо сообщила мне в ухо похлебка из местного подобия лука и, зажав локоть руки в захват, еще одним рывком сдвинула на что-то жесткое.
Полыхнуло жаром. Голову словно опустили в бочку с кипятком. В довершение всего храм отозвался знакомым ударом колокола, басовито загудевшим прямо под моим черепом, невежливо приложенным к его поверхности. Этот гул, от которого, казалось, затрясся мозг, на несколько секунд парализовал меня, вконец запутавшегося в мельтешении света, теней, жара, звуков, людей, рук и ног. Но, к счастью, неожиданный могучий удар звука произвел похожее впечатление и на моих оппонентов. Как только я сообразил, что возня вокруг меня на мгновение затихла, то смог, преодолевая трясучий озноб и клацая зубами, произнести:
— Ребята, я не хочу вас убивать! Оставьте меня, или я за себя не отвечаю.
Ни сил, ни желания бороться с жаром больше не было, но и скинуть его на храм я не мог — кто знает, что бы произошло дальше? Легко представить утренний доклад охранников начальству: «Задержанный сообщил, что не желает нас убивать, после чего заснул». Кроме того, я не мог, не хотел встречаться с храмом вот так — без согласия моей скелле, без понимания того, ради чего я иду на этот контакт и, главное, какой ценой. Поэтому я сбросил трясучее пекло куда-то в сторону в темноту. Ухнуло. Завоняло раскаленным камнем, накрывая горячими газами трескучее шипение плавящегося песка.
Похлебка явственно икнула прямо над моим ухом — поэтому я и смог расслышать его через гул в голове. Я повернул голову, внезапно свободную, но рассмотрел лишь замерший темный силуэт. Жар не кончался — либо я немедленно покину храм, либо придется жечь все подряд. Живот напрягся, ничем и никем не скованное тело послушно отозвалось, и я сел, немного удивляясь свободе. Это движение наконец-то извлекло мое туловище из границ храма — гул в голове мгновенно смолк, теплая ночь вернулась неясными криками и исчезающими вдали магическими фонарями — один из них беспризорный валялся неподалеку прямо на земле, но накопленной энергии было так много, что от нее требовалось избавляться немедленно, пока мои собственные мозги не зажарились, как яйца в микроволновке. В стороне за силуэтом Похлебки тускло светилось, потрескивая и воняя, раскаленное пятно. Ага, вот значит куда я сбросил первую порцию. Так, хуже уже не будет, подумалось, и я торопливо слил в багровую массу остатки жара. Для этого пришлось подняться, так как замерший силуэт охранника мешал ориентироваться.
Как же хорошо тихо стоять в темноте, наслаждаясь покоем и жадно вдыхая ночной воздух! Немного портили ощущение безмятежности лишь фыркающий водоворот расплавленного песка да сопящий у ноги домашний носорог — тот самый ловкий стражник, который героически захватил меня. Он жив, и мне этого достаточно. Общаться не было ни малейшего желания. Я оглянулся на белеющую за спиной плиту храма. Жаль, конечно, что так и не удалось поговорить, но хочется верить, что я обязательно вернусь. Вышел, понимаешь, прогуляться.
