Я выставил ладони перед собой защищаясь.
— Ань! Я здесь, я рядом. Я тот же землянин, с которым ты скакала по галактике. К чему такие эмоции раньше времени?! Я что, объявил, что ухожу в инопланетяне?!
— Именно! В том-то и дело, что ты тот же! А я знаю этого упертого землянина лучше кого бы то ни было! Я уже вижу, как ты водишь своим любопытным носом и дергаешься от нетерпения! Если тебя не остановить, ты нырнешь в этот храм при первой же возможности!
— Ань!
— Что Ань?! Я надеялась, что эти древние легенды всего лишь старые сказки! А сейчас вижу, что это правда! Я, между прочим, тебе и десятой части не рассказала из этих сказок. И я категорически не желаю проверять, правда ли остальное, на собственной семье!
Ее лицо вновь заледенело, черты стали резче, напряженней.
— Я запрещаю тебе впредь подходить к храму! Если тебе дорога я и наш ребенок, ты больше не переступишь его границу!
Я замер. Конечно, я люблю и эту искореженную даром красавицу, и того мелкого, что наконец угомонился за стеной. Выходит, что я должен в очередной раз пожертвовать собой ради них? Именно пожертвовать, потому что моя сущность буквально вопила от нетерпения и любопытства — по крайней мере, я должен был задать храму еще кучу вопросов! Отказаться от этого — обречь себя на пожизненную пытку, на инвалидность, расписаться в собственной никчемности! Это казалось хуже смерти! Как ей это видится: я проведу остаток жизни, нянчась с детьми и строя самолетики? Неподалеку таится величайшая тайна, а в моей голове будет медленно истлевать пожелтевший листочек приглашения поучаствовать в ней?!
— Ань, ты слишком эмоциональна для скелле! Конечно, я люблю тебя! — Я протянул руку и накрыл своей ладонью ее. — Но ты сейчас делаешь мне больно. — Она выпрямилась, явно собираясь что-то ответить, но я не дал, сильно сжав ее руку в своей. — Мне казалось, что и я небезразличен тебе! Я надеялся, что ты тоже любишь. Понимаешь?
— Именно потому, что ты мне дорог, я и запрещаю тебе это!
Я криво усмехнулся и покачал головой.
— Странно, ты не понимаешь! Я же тебе много раз рассказывал про любовь!
— Это ваши земные истории про бога?! Илья, у тебя явно что-то повредилось в этом храме! Причем здесь легенды и мифы Земли? У нас своих предостаточно! И, замечу, наши боги намного реальнее, чем ваш!
— Ань! Выслушай минуту. Пожертвуй мне это время, пожалуйста.
Ана вырвала ладонь из моей и застыла, скрестив руки на груди.
— Хорошо.
— Для меня, как и для многих землян, любовь — это жертва. Жертва кусочка своей жизни, а иногда и всей жизни, ради тех, кого любишь. Наш бог — это всего лишь идея. Идея максимально возможной жертвы, когда ты жертвуешь всем, что у тебя есть — жизнью, ради всех людей без разбора — знаешь ли ты их лично или нет.
— Я это уже слышала, — не сдержалась моя скелле.
— Когда я говорю, что люблю, это значит, что ради тебя и этого пацана я готов пожертвовать собой. Если надо, то всей жизнью. — Ана сердито отвернулась, уставившись в окно. — Когда я говорю, что надеялся на то, что и ты меня любишь, я подразумеваю, что ты тоже готова на жертву ради меня.
Ана пристально уставилась в мое лицо, но я не дал ей времени на слова:
— Понимаешь? Мне дорог наш самолет, например. Но я не стану жертвовать собой ради вещи. Прошу, не говори, что я тебе дорог. Это причиняет мне боль. Я чувствую себя ценным приобретением семьи Ур. Жертва может называться любовью, только если она добровольная. Понимаешь, как некрасиво требовать от другого жертву, рассчитывая на его любовь? — Я сказал и почувствовал, что только что сам совершил тот же грех.
Ана заледенела, потом отвернулась, вновь уставившись в проем окна, едва подсвеченный отсветом магических ламп снаружи. Там окончательно стемнело, и комната, лишенная света, освещалась лишь тем, что отражался от стен высоких башен. Профиль моей скелле был в этот момент совершенен — мелкие детали потерялись в тенях, оставив поле боя лишь для темного идеального силуэта, просившегося на античный барельеф. Я почувствовал неуклюжесть и неуместность своих слов перед женщиной, которая еще совсем недавно была на грани смерти, защищая меня.
— Прости, Ань! Пожалуйста. Я люблю тебя. Просто, меня очень задел твой запрет. Извини!
— Иди, Илья. Мне надо отдохнуть. — Она по-прежнему не отворачивалась от окна. — Завтра поговорим.
— Ань!
— Иди! Я устала. — Ана посмотрела на меня, но выражение ее темного лица потерялось в тенях.
Я потянулся поцеловать скелле — она обозначила слабый ответ — вздохнул и поднялся:
— Ладно. Утро вечера мудренее!
10Сон не шел. Несмотря на длинный день, возбужденный мозг не желал успокаиваться. Я подошел к окну, но рассмотрел только собственный темный силуэт — по каким-то причинам площадь ночью не освещалась, лишь тускло светилось окно в башне усадьбы, расположенной на ее краю. Бродить по темной комнате было глупо, и я вышел в коридор. Тело, подстегиваемое лихорадочно бурлящим сознанием, требовало движения.
Полутемный коридор. Скрипучая тишина лестниц. Дверь открылась беззвучно, выпустив меня на освещенное пространство обширного двора. В тени у ворот шевельнулись охранники, я приветственно махнул рукой — все нормально. Большое имение, полное людей, спало. Не светились окна, не открывались двери, никто не бродил в темноте галерей, окружавших двор. Я одиноким лунатиком пересек немного пыльные плиты двора и подошел к пустому фонтану посередине. На его парапете лежали инструменты ремонтников, видимо, не закончивших свою работу, да еще в чаше беспорядочной кучкой громоздилась декоративная обшивка центрального устройства — сейчас обнаженного и поблескивающего тусклой патиной бронзовых труб. Отвернувшись от скучной пустоты фонтана, я всмотрелся в окна башни, где разместились мы с Аной. Показалось, что в окне скелле шевельнулась неясная тень. Скорее всего, мне просто хотелось увидеть ее там. Я стоял, озираясь и вдыхая теплый, пахнущий рекой воздух. Ничего не происходило.
Охранники у ворот тихо играли в незнакомую мне игру — помесь карт и домино, по очереди выкладывая небольшие узоры из костяшек, затем сметаемые к себе одной из сторон. Заметив мое внимание, молодые парни напряглись, но я махнул рукой, показывая, что мне безразлично, и увлеченные игрой стражи скоро забыли про меня. Я немного постоял, пытаясь разгадать правила, но мозг отказывался переключаться — тянуло к площади, хотелось еще раз посмотреть на безмятежный артефакт действительно чужой цивилизации, как будто того факта, что я на другой планете, мне было недостаточно. Когда я подошел к воротам, крайний парень бодро подскочил, и я сделал шаг назад, ожидая чего-то вроде — «Запрещено!», но тот лишь услужливо отворил запертую изнутри калитку, выглянул наружу и кивком дал понять — проходите. Делая вид, что так и должно быть, я барственно кивнул — мол, спасибо, и вышел за пределы усадьбы.
