— Лёва… — Ева заерзала. Для нее это было дикой пыткой.
— Ты должна научиться терпеть, саба, — срывающимся голосом, прохрипел у ее приоткрытых губ. Глаза в глаза — этот момент навсегда отложился в моей голове. И я буду прокручивать его, вспоминая каждую секунду. Во мне все перевернулось, и еще одна граница рухнула. В глазах Евы я видел полную отдачу себя — она покорно приняла мою власть над ее телом… над ее сердцем. И это безумие захватило меня, превращая в сумасшедшего. Я медленно сходил с ума от любви к Калашниковой. Она пленила меня собой, приковала к себе, и я был не против.
Один резким толчком я вошел на всю длину в Еву. Она громко прокричала, теребя руками, желая меня обнять. Цепи жалобно зазвенели, ударяясь о края кровати, но все ее попытки были тщетными. Я обрушился на ее скулу, страстно покусывая и посасывая кожу. Двигался в унисон с ее телом. Вколачивался, и наши шлепки соития раздавалась вместе с фонящей музыкой. Наши покрытые потом тела соприкасались, и терлись друг о друга. Грудь Евы все еще была прикрыта кружевным лифчиком, нарушая всю композицию. Немного притормозив, я просунул руку под ее спину, и расстегнул замочек, быстро освобождая ее возбужденные соски. Приподняв чашечки, я стал вылизывать ее груди, сжимая губами чувствительную ореолу.
Вновь задвигался быстрее, затем впился в губы Евы. Похоть завладела нами, и нарастающее напряжение вот-вот готовилось разразиться мощным оргазмом двоих.
— Ты готова? — задал вопрос Еве, прерывая поцелуй. Она вся была во мне, и не сразу ответила, а лишь закивала. Дыхания сбивались у обоих, но я наращивал темп, мне будто голову снесло, и я стал тем, кем был всегда. Мне было мало, я желал еще и еще. Я требовал того же от Калашниковой, и она давала мне почувствовать себя ее Домом. От понимания всего происходящего, я совсем свихнулся с катушек. И усмирить меня могла только она.
— Лев! — прокричала Ева, когда первой получила разрядку. Цунами накрыло ее ощущениями свободы, и я последовал за ней, бурно кончая в нее.
— О..о…о…, — рухнув на Калашникову, я все еще пульсировал в ней, а она принимала все до последней капли. Я не хотел выходить из нее, купаясь в пылающем жаре и тесноте. Оргазм Евы продолжал отдаваться сокращением мышц, а вкупе с моими ощущениями — это дарило кайф, и от него я не желал так быстро отходить. Ослабленные руки Евы упали на кровать. Она полностью расслабилась.
— Ева, — чуть приподнявшись, я все же вышел из нее, а она поморщилась, — посмотри на меня.
Раскрыв свои глаза, Ева была полна нежности, любви и удовлетворения. Это все, что мне было нужно от нее.
— Я хочу еще, — устало прошептала она, улыбалась. Мое сердце заколотилось в удвоенном темпе, как сильно я любил Еву, и как сильно жалел, что не решался на отчаянный шаг ранее.
— Я люблю тебя, Калашникова, — сказал громко и четко, заглядывая в ее широко раскрытые глаза. — Люблю, поняла?
— Да, Лёва, — Ева согласилась, а потом дернула руками. — Отпусти меня.
Я быстро нажал на защелку у обоих наручников, и теперь руки Калашниковой были свободны. Она сразу обняла меня и притянула к себе, завладевая мной и моей душой.
— Ты должен знать, что я тоже тебя люблю, Лёва… и, знаешь, мое сердце все это время всегда было твоим, — она с легкостью пожала плечом, — но, что-то меня останавливало, а теперь я не хочу тебя потерять. Не хочу, — Ева замотала головой, и из ее правого глаза скатилась по виску слезинка, а подбородок задрожал. Реальность вновь вернулась в колею, напоминая нам двоим, что надо мной висит незаконченное дело.
— Ева, ты меня не потеряешь, я обещаю, — со всей серьёзностью в голосе, заверил Калашникову, — потому что ты этого не допустишь. Ни тогда. Ни сейчас. — Она закивала головой, пристально смотря мне в глаза. Затем мы вновь слились в мягком поцелуе, завершая нашу сессию с признаниями.
После проведенной сессии, в которой мы оба раскрылись друг другу, я наблюдал за Евой, как она неторопливо надевала свою одежду. Убрав за плечико свои длинные кудри, она невинно прятала свою ухмылочку, отчего-то краснея. Мне стало любопытно, почему же? Подойдя к Калашниковой, притянул к себе, проведя по ее точеной скуле. Ева льнула к моей руке, закрыв глаза. Ее ровное дыхание сводило меня с ума, а чуть приоткрытые губы манили собой, зазывая для поцелуев.
— Ты покраснела, — сделал замечание, прикасаясь большим пальцем ее нижней полной губки. Калашникова сразу распахнула глаза, удивленная тем, как легко я прочел ее эмоции.
— Я совершенно забыла, что за нами наблюдали, — легонько кивнула в сторону прозрачной стены. Кстати, за которой уже не было никого. Сессия завершилась, а значит услуга смотрителей больше не понадобится.
— Все потому, что ты была все это время со мной, Ева. Ты смогла расслабиться, немного спустить свое напряжение, и позволила мне вести тобой, — притянул ее еще ближе к себе, насколько было возможно. Грудь Калашниковой соприкоснулась с моей, и мы стали дышать синхронно, точно так же, как несколько десятков минут ранее. Я ощущал ее горячее дыхание, которое палило кожу шеи, из-за того, что Ева ниже моего роста. Ее бездонные зеленые глаза пригвождали меня, завораживали, и так не хотелось завершать то, что мы закончили.
— Прежде, я никому не позволяла собой манипулировать… особенно в постели, да еще при таких обстоятельствах, — голос девушки серьезный, и потому в ее взгляде нет ни намека на шутливость или улыбку. Я понял, как многое Ева позволила мне увидеть в ней. Ее ранимость и женственность. Она крутилась среди верзил, которых приходилось вытаскивать, да и держать дистанцию. Не позволяла собой вертеть. Сильная женщина, но с мягким сердцем, на которое она успела натянуть броню.
— Ева, — склонив голову, я поцеловал ее в уголок губ. Она затаила свое дыхание, и так каждый раз, словно все происходило впервые. Отпрянув, я вновь убрал ее выбившуюся прядку ей за ухо, и Ева опять покрылась румянцем. Калашникова не переставала удивлять меня. — Поедим ко мне? — позвал ее, на что Ева покачала головой, мягко отказав мне:
— Прости, но не сегодня.
— Почему? — не стал настаивать, но поинтересовался. Калашникова дернула плечом, а потом разорвала наши объятия. Она подошла к стулу, на котором лежала ее сумка и мой пиджак. Взяв его, Ева поднесла к своему лицу, и, закрыв глаза, глубоко вдохнула аромат моих духов. Я буквально представил себе, как это чувствовать ее шелковый язычок на своей шее, которым бы она вылизывала каждый сантиметр кожи, а потом острыми зубками оставляла свои следы. Когда Ева рывком кинула в меня моим пиджаком, я словно ото сна пробудился. Так сильно, как Калашникову, я не желал никого. Ни одна женщина не могла вот так завладеть мной в одну секунду, и потом с легкостью спустить с небес. На лету поймал свою одежку, улыбнувшись ей.
— Потому что ты мой клиент, Лев Львович, — произнесла официальным тоном, будто мы теперь стали чужими. Ее защитная стена вновь окружила Еву, создав непробиваемую броню. И я понял, что спорить с ней было бесполезно.
— Но, когда все закончится, Ева, что будет потом? — сделал пару шагов к ней, и Калашникова вопросительно посмотрела на меня, а потом нахмурилась. Она знала, что я имел ввиду, и, конечно, этот вопрос меня мучал не первый день. Я не хотел ее терять, и не потому, что мы идеально подходили друг к другу… Ева — моя душа и мое сердце.
