Калашникова замешкалась, скорее хватаясь за свою сумку.
— Не уходи от ответа, — в моем голове послышалось предупреждение.
— Я не ухожу, — резко метнула головой, сощурив свой взгляд. — Тебе мало моего признания в любви?
— Нет.
— Лёва, мы, итак, переступили черту. Я не хочу, чтобы из-за этого ты пострадал, — Ева беспокоилась о том, что в суде ее перестанут принимать за профессионала, не способного отличить личное от работы.
— Я уже тебе сказал, что ты меня не потеряешь. Моей вины в смерти Жанны — нет, — сказал, как отрезал.
— А машина? — вот он профессионализм, проснувшийся с пол-оборота. Рвано вобрав в легкие воздух, я завел пятерню в свои густые волосы, и в нервно дернул назад, зачесывая их. Повисла напряженная пауза, но Калашникова ждала.
— Я не знаю, как она оказалась там, и кто посмел ее спалить, — получилось на повышенном тоне. — Просто не знаю. С Жанной мы расстались, срок прошел приличный. Девушкой она была своеобразной. Это все, что я могу о ней рассказать, Ева, — я развел руками. На самом деле я действительно плохо знал Жанну. Избалованная дочка прокурора, у которого на уме было лишь одно: каждого бизнесмена прикрыть за решеткой и списать состояние до самой копейки.
Калашникова согласно кивнула, вцепившись в ручку сумки.
— Ты мне об этом уже рассказывал, — согласилась она. — Но меня все же смущает сам факт, как твоя машина оказалась там, при том, что ваш городок охраняется. Не так-то легко было бы ее увести.
— Охранников уже сменили, — сухо ответил я. Черт возьми, я готов был сокрушаться на небеса за испорченный вечер, и вновь возникшую подозрительность Евы. Шокировано уставившись на меня, Ева пересекла оставшееся расстояние и схватила меня за грудки.
— Когда? — требовательно спросила, и ее глаза пригвоздили меня к одному месту. Нахмурившись, я стал перебирать в уме, когда сменился состав охраны.
— Не скажу точной даты, но неделя прошла точно. А что?
Ева топнула ногой, цокая каблуком. Она занервничала и начала злиться, что-то проговаривая себе под нос. А потом ее сощуренный взгляд вновь обратил свое внимание на меня.
— Идиоты.
— Не понял?
— Какого хрена, черт бы побрал?! — кажется, Ева сейчас взорвется. Калашникова остановилась, будто вросла в пол. — Этого не нужно было делать, Александров, тебе ли не знать, твою мать.
Другая Ева предстала передо мной в совершенно другом облике, который как раз-таки я видел в суде. Она ругалась, бранясь всеми благими матами.
— Мы можем найти того охранника, это не проблема, — поспешил успокоить ее, но она отмахнулась от меня.
— Теперь он никогда в жизни не сознается, что было в ту ночь, — она качнула головой, опустив свой взгляд в пол. Уперев руки в бока, Ева старалась выровнять дыхание. — Все насмарку, — не унималась она. Я не выдержал и схватил Калашникову за плечи. Хорошенько тряхнул, возвращая ее боевой настрой.
— Успокойся, ладно?
— Нет, не могу.
— Ты переутомилась. Когда ты в последний раз спала нормально? — пристально смотрел в глаза Еве, не давая увильнуть от ответа. Она сжала в тонкую полоску свои припухлые от поцелуев губы.
— Если я тебе скажу по какой причине я не спала, боюсь, ты сбежишь сразу, — нервно хохотнув, ответила она. Снова увернулась от меня, и пошла на выход. — Идем, я не знаю, как покинуть клуб.
Оставив меня в подвешенном состоянии и желании знать, о чем она только что говорила, я последовал за ней. В длинном коридоре, освещенном теперь синим неоновым светом, не было никого. Даже из других комнат не доносились ни голоса, ни стоны. Вольный хорошо поработал над шумоизоляцией, создав все комфортные условия для своих посетителей. Лишь цокот каблуков Евы резонировал с тишиной узкого пространства. Я шел следом за ней, отмечая, что все-таки Калашникова смогла позволить себе немного расслабиться, и тем не менее, она продолжала сопротивляться. Не хотела отдавать полный контроль над собой, хотя в тот момент, когда Ева сказала о своих страхах, я понял — вот ее душа, которая теперь в моих объятиях. И я не смел, не имел никакого права подводить доверие Калашниковой.
Когда мы вышли в основную залу, нас встретили несколько десятков любопытных глаз. Мужчины, а большинство из них были клиентами фирмы Евы, с удивлением наблюдали за ней. В их взглядах был проявленный к ней интерес. И я заметил, что каждый мужчина посмотрел на Калашникову совершенно иначе: они видели в ней желанное и запретное. Недосягаемое. И я дико ревновал. Это чувство вдруг проснулось в моей груди, и велело мигом обозначить границы. Нагнав Еву, я приобнял ее за талию и притянул к себе. Девушка ответила взаимностью, прислоняясь головой к моей груди.
— Какой сюрприз?! — за нашими спинами раздался женский голос, и мы с Евой остановились, обернувшись к его источнику. Светлана Ринна — коллега Евы. А рядом с ней Ветров. Я сразу ощутил, как Калашникова отреагировала на Кирилла. Она превратилась в камень, вцепившись в меня. Не отошла и не отскочила, а напротив — нуждалась в моей поддержке.
— Ева? — Кирилл смотрел только на нее, игнорируя мое присутствие. Но было забавным видеть, как Светлана льнула к Ветрову, держа его под локоть. Его черный взгляд зверел и свирепел, словно перед ним помотали красным полотном. Я видел, как Кирилл превращался в садиста, совершенно не обращая внимание на вопли своих партнерш. Но при этом Еву он все-таки не трогал, но морально все же постарался пройтись по чувствам девушки.
— Кирилл? — голос Калашниковой охрип, будто ей песка в рот насыпали.
— Идем, — я потянул ее, чтобы Ветров не зацепился словом за слово. Мы развернулись, и даже ядовитая ухмылка Светланы никак не подействовала на Еву, но я заметил, что Ринна ждала этого момента очень давно.
— Нет, — Кирилл шагнул вперед, хватая меня за плечо, дернул на себя. А вот это зря Ветров сделал. Все произошло очень быстро: разорвав объятия с Евой, я со всего размаху врезал кулаком по переносице Кириллу. Послышался отчетливый хруст кости, а затем фонтан хлынувшей крови. Заливаясь ею, Ветров схватился за нос, не ожидав от меня такой реакции.
— Сука! — завопил он, сгибаясь пополам. Кровь пятном разошлась по его белоснежной рубашке. Калашникова онемела. Она была похожа на призрака, крепко удерживая в руке свою сумочку. Кажется, Ева пребывала в шоке, но пристально смотрела на Ветрова, который бился в агонии боли и ненависти ко мне. — Ты мне нос сломал, ублюдок! — хлюпая, Кирилл выпрямился. Испуганная Ринна схватила со стола тканевую салфетку, и помогла своему спутнику заткнуть нос. В зале воцарилась тишина, и даже сессия на сцене остановилась. Все уставились на нас.
— Ева, смотри, что ты наделала, — Ринна подначивала, подливая масла в огонь. Ее поганая сущность жаждала продолжения. Она липла к Ветрову со своей помощью, но не упускала возможности больно кольнуть Калашникову.
— Лев, нам пора, — тихо проговорила Ева, в голосе столько уверенности, что я даже загордился ею.
