— Я думаю, теперь ему придется постоять наякоре, — ухмыльнулся Шелк. — После того как слухи расползутся, ему, ядумаю, будет трудно сорить деньгами. Не говоря уж о том, что вознаграждение, окотором я упомянул, вызовет интерес у некоторых военных.
— Ты ужасно, однако, обошелся с этим господином, —неодобрительно заметила Бархотка. — Теперь он приедет в Тол-Боурун,вытащит все свои запасы и закопает.
Шелк пожал плечами.
— Не будет в другой раз связываться с ангараканцами. Нучто, прибавим ходу?
Тол-Боурун они проехали без остановки и направились дальшена юг в сторону Леса Дриад. Когда этот древний лес появился на горизонте походу их пути, Полгара подъехала к дремлющему в седле Белгарату.
— Думаю, нам надо остановиться и засвидетельствоватьпочтение Ксанте, отец, — предложила она.
Старик стряхнул с себя сон и посмотрел в сторону леса.
— Может быть, — с сомнением в голосе буркнул он.
— Мы обязаны ей за ее гостеприимство, отец, к тому жеэто по пути.
— Хорошо, Пол, но только ненадолго. Мы уже отстаем отЗандрамас на несколько месяцев.
Дорога полем закончилась, и путники очутились среди старых,замшелых дубов. Ветер отряхнул с них листву, и голые ветви чернели на фоненеба.
Странная перемена произошла с Сенедрой, как толькопутешественники вступили в лес. Хотя теплее не стало, она откинула капюшон ивстряхнула своими кудрявыми волосами, отчего мелодично зазвенели ее серьги вформе желудей. Лицо королевы стало удивительно безмятежным, нимало не выражающимтого горя, которое накладывало на него отпечаток с момента похищения сына.Взгляд сделался спокойным и отрешенным.
— Вернулась, — почти прошептала она в тишине леса,толстые стволы которого не давали разгуляться ветру.
Гарион скорее почувствовал, чем услышал ее полушепот. Совсех сторон до него доносились звуки, напоминавшие печальные вздохи, хотя ветерсюда не долетал. Эти вздохи едва воспринимал человеческий слух. Вместе онискладывались в тихую печальную песню, в которой Гарион услышал сожаление и надежду.
— Почему они так переживают? — тихо спросил ЭриондСенедру.
— Потому что зима, — объяснила она. — Потомучто им жаль своей листвы, жаль, что птицы улетели на юг.
— Но ведь снова придет весна.
— Они это знают, и все равно зима печалит их.
Бархотка с любопытством смотрела на маленькую королеву.
— Благодаря своему прошлому Сенедра удивительночувствует деревья, — пояснила Полгара.
— Вот не знала, что толнедрийцы любят природу.
— Она лишь наполовину толнедрийка, Лизелль. Любовь кдеревьям пришла к ней по другой линии.
— Я дриада, — просто сказала Сенедра, сохраняямечтательное выражение лица.
— Я не знала этого.
— А мы и не афишируем, — сказал БелгаратЛизелль. — Нам и без того нелегко было приучить алорийцев к мысли, чтотолнедрийка может быть ривской королевой, так что не хватало еще сообщить им,что среди ее предков есть и нечеловеческая ветвь…[3]
Они разбили простенький лагерь как раз неподалеку от тогоместа, где королева Салмиссра напустила на них несколько лет назад своихужасных подручных.
Поскольку в этом священном лесу нельзя было рубить сучья иломать ветки, им пришлось довольствоваться тем, что они находили на земле,среди листвы, отчего костер получился очень маленький. Смеркалось. Шелкпосмотрел на слабый огонь костра, затем на деревья, из-за которых прямо-такиосязаемо надвигалась чернота, и пророчески сказал:
— Думаю, нас ждет холодная ночь.
Гариону спалось скверно. Хотя он и нагреб побольше листвыпод постель, которую делил с Сенедрой, влага и холод — а исходили они и отсамой листвы, — казалось, проникали до костей. Он окончательно освободилсяот мучительного перемежающегося бодрствованием сна, когда первые бледные лучисвета стали просачиваться сквозь туман и деревья. Он сел и собрался былосбросить с себя одеяло, но замер, увидев Эрионда, сидящего на поваленном стволепо другую сторону давно погасшего костра, а рядом с ним — дриаду с каштановыми волосами.
— Деревья говорят, что ты друг, — говорила дриада,рассеянно играя стрелой с острым наконечником.
— Я люблю деревья, — ответил Эрионд.
— Они не про то.
— Я знаю.
Гарион тихонько снял с себя одеяло и встал. Дриада проворнопротянула руку к луку, лежавшему рядом с ней, но затем отдернула ее.
— Ах, это ты, — сказала она, потом внимательнооглядела Гариона серыми глазами и произнесла:
— Ты, по-моему, постарел, да?
— Всего на несколько лет, — улыбнулся Гарион,силясь вспомнить, когда он ее видел в последний раз. Легкая улыбка коснуласьуст дриады.
— Ты меня не помнишь, да?
— Да нет, что-то…
Дриада рассмеялась, затем взяла в руки лук и, натянувтетиву, нацелилась стрелой в Гариона.
— А это тебе не поможет вспомнить?
Гарион захлопал глазами.
— А-а, так это не ты ли хотела убить меня?
— Это было бы справедливо: я тебя поймала, я должнабыла и убить тебя.
— Вы что, убиваете каждое человеческое существо,которое попадает вам в руки? — спросил дриаду Эрионд.
Она опустила лук.
— Нет, не каждое. Иногда я нахожу им другое применение.
Гарион повнимательнее присмотрелся к дриаде.
— А ты совсем не изменилась. Какая была, такой иосталась.
— Я знаю. — Затем она взглянула на него с вызовоми спросила: — И такой же хорошенькой?
— Даже очень.
— Как приятно это слышать. Может, я очень рада, что неубила тебя. А почему бы нам не уйти куда-нибудь, где ты смог бы мне сказать ещечто-нибудь приятное?
— Ну все, хватит, Ксебела, — резко сказалаСенедра, все еще продолжая лежать в постели из листьев. — Он мой, так чтовыкинь из головы эти штучки.
