голову не шёл. Как-никак, к такому вот-это-повороту жизнь Егора не готовила. Надежде Александровне вновь удалось застать его врасплох, и пока всё, что он оказался способен выдать ей в качестве реакции — это напряжённый недоверчивый взгляд исподлобья. Извилины в черепной коробке уже минуту как усиленно ворочались, но до сих пор не подкинули догадки, в чём же будет трюк. Может, в этих реках слёз? Сейчас она провернёт фокус, который уже показывала неоднократно: продавит его, разведёт на вал эмоций, достанет из рукава высшие козыри, приправит джокерами, поджарит до готовности и слопает.
Фигушки.
На всякий случай внутренняя система безопасности приглушила звуки шума́ми, а мозг скомандовал не пересекаться взглядами и отказался вдумываться в смысл фраз, которые полетят далее. Он пропустит их, что называется, мимо ушей. Да.
— Я не имела права вмешиваться так грубо, я судила поверхностно, — заламывая пальцы, пробормотала Надежда Александровна. — Ты этого не заслужил. Я была не в себе и наговорила тебе какой-то чуши!
Кажется, только что прозвучало, что он не заслуживает поверхностных суждений. Или что-то вроде… В придушенном голосе ясно слышалась мольба…
«Да в чём прикол?!»
От нарастающего удивления оттянуло вниз челюсть — рот уже какое-то время как открылся. Судорожные поиски хоть каких-то слов пока ни к чему не привели: они никак не желали рождаться, по крайней мере, искренние. «Успокойтесь, Надежда Александровна, я не злопамятный». «Так уж и быть, вы великодушно прощены, Надежда Александровна, не надо так переживать». «Я уже десять раз забыл, Надежда Александровна, перестаньте плакать». Всего этого он сейчас озвучить не мог. А что мог? Разве вот, что однажды всё наладится.
Нет, это тоже вопрос весьма и весьма спорный.
Всё-таки развела его опять. Как ей раз от раза только удается?!
— Береги мою девочку, заклинаю тебя, Егор! Прошу! — туда-сюда мотая головой и поспешно стирая слезы тыльной стороной ладони, воскликнула её мать. — Береги её, потому что я уже не могу…
«Так!»
Так, вот здесь он уже будет способен хоть что-то в мир выдать, сейчас дар речи к нему вернётся. А прозвучавшее ранее потребует серьёзной мыслительной обработки.
— За Ульяну не волнуйтесь, Надежда Александровна, — вскидывая подбородок и устанавливая, наконец, зрительный контакт, твёрдо произнес Егор. — Всё будет нормально.
Абсолютно точно. Железно.
И тут за спиной будущей тёщи вдруг раздалось:
— Ульяна в надёжных руках.
И в воздухе явственно запахло жареным.
На пороге квартиры со здоровой клеткой в руке и тряпичной сумкой через плечо материализовалась Уля. Оказавшаяся на её пути мать мешала проходу. Сталь в выбранной Ульяной интонации вынудила внутренне подобраться и озадачиться вопросом, кому же предназначалась пророненная реплика — ему или Надежде Александровне? И пару секунд спустя выдохнуть: направленный на него мягкий взгляд подсказывал, что второй вариант вернее.
«По ходу, не в этот раз…»
Чёрт поймет, наладится ли когда-нибудь у Ильиных или уже нет. Однако одно понятно точно: сегодня обошлось без жертв. Даже появилось, о чём подумать на досуге.
Протянул руку, Надежда Александровна посторонилась, и клетка с котом не без короткой борьбы, закончившейся его предостерегающим фырканьем, перекочевала к кому положено. Ульяна недовольно цокнула, как делает всегда, когда ей мерещится, что ещё «рановато», но Егор притворился, что не расслышал. Не сахарный, не растает от нагрузки. Всё внимание тут же забрала на себя пушистая задница, виднеющаяся за металлическими прутьями. Кажется, ему намекали на страшную обиду, затаившуюся в крохотном кошачьем сердечке.
Это теперь ещё у усатого прощения вымаливать, что ли?
— На нас дуются, — негромко пояснила Уля, просунув палец в решетку. — Ну ничего, мы загладим вину. Да?
Уши уловили в вопросе нотки озадаченности. Кажется, кое-кто не испытывал по данному поводу ровным счётом никакой уверенности.
«Ну-у-у…»
Клетка накренилась — кот демонстративно переместился в дальний угол. Округлив глаза и пождав губы, Егор молча транслировал Ульяне, что не имеет понятия, каким способом задобрить рыжую колбасу. Ну, он готов предложить Коржу свой ящик с носками. Окей. Но не с трусами, обойдётся. Ну, на гитаре валяться разрешит и, так уж и быть, будет ходить за кошачьей жратвой по первому требованию. Допустим. Если понадобится, пожертвует своей подушкой и половиной одеяла. Но не фотооптикой. За покушение на фотооптику Коржа настигнет неминуемая расплата — та самая, которая без суда и следствия. Какие еще варианты?
Это ведь Корж пока не в курсе, что не ровен час, ему придётся делить территорию с кошаком баб Нюры. Если тот найдется. Это ж тогда существенно повысятся риски впасть в немилость навечно…
Уля в ответ лишь плечами повела. В глазах сверкнули озорные искорки, а посыл её мысленный считался чётко: «Что-нибудь придумаем».
— Он тут без тебя подыхать собрался, — мрачно уведомила Улю Надежда Александровна. — Не ел, орал дурниной. Всю обувь мне зассал, поганец. Какое счастье, что вы его наконец забираете. Одни нервы с ним.
Ульяна вздохнула, но на пассаж не ответила. О результате этой поездки сразу всё сообщало выражение её глаз: «Нет, я пока не могу, извини». Не отпускала её та ситуация. А беспомощный взгляд Надежды Александровны с каждой секундой лишь укреплял Егора в подозрениях, будто подмоги от него ждут не с одной стороны, а сразу с обеих. Интересный, конечно, расклад карт… Неожиданный — это говоря мягко. И что делать?
Еле заметное движение головой должно было дать понять Улиной матери: «Не сейчас». Вслух же, нахмурившись, Егор пробормотал другое:
— Уль, давай к Мише на минуту заглянем и поехали. До свидания, Надежда Александровна.
Ну а что он мог? При любом раскладе в первую очередь спасать он будет Ульяну, а не кого-то ещё. Всегда. Выбор никогда не стоял и не встанет.
Долгий тяжёлый вздох провожающей раздался уже в спины.
***
Раззадоренное солнце припекало лопатки сквозь распахнутое твидовое пальто, предвещая по-летнему теплые майские праздники. В вышине ясного неба размеренно плыли редкие малыши-облака, деревья и кусты окутала прозрачная салатовая дымка, и неугомонные птицы радовались весне. Уля с присущей ей тактичностью забрала клетку с котом, отошла на скамейку, достала из кармана телефон и уткнулась носом в экран, изредка бросая в его сторону короткие вопрошающие взгляды. А Егор вокруг себя мало что замечал. Лишь Ульяну и отдельные сигналы природы, сообщающие всей округе, что его «тридцать первая весна»{?}[Отсылка к песне группы «Ночные снайперы»] бесповоротно вступила в свои права. В левой руке давно истлела сигарета, а подушечки пальцев правой жёг плотный конверт. Егор одновременно желал и вместе с тем страшился его вскрыть.
Знал — там нечто такое, к чему он не готов. И никогда готов не будет.
