Пока она молчала, колеблясь, он смотрел на нее, склонив голову, а затем спросил тихо и душевно:
— Фенела, что-то должно случиться, имеющее отношение к нам с тобой?
— Это уже произошло.
— Что же?
— Я должна сообщить тебе что-то! — Фенела сделала глубокий вдох. — Рекс, этим утром я вышла замуж.
И как будто стремясь предоставить ему доказательства сказанному, она протянула вперед руку и показала безымянный палец, на котором блистало обручальное кольцо.
Рекс замер на месте, он стоял неподвижно, уставившись немигающим взором на ее руку.
— Я вышла замуж за Николаса Коулби.
Фенела почувствовала, что те усилия, которые она прилагала, чтобы заставить двигаться свои губы, произносящие эти слова, были самыми неимоверными из когда-либо сделанных в ее жизни.
Затем наступила долгая, мучительная тишина — такая долгая, что Фенела даже испугалась и двинулась вокруг стола.
— Я подумала, что это был единственный выход для моей семьи, — проговорила она беспомощно; ее голос звучал слабо, и произносимые слова были едва различимы даже для нее самой.
— Как ты могла! — Эти слова Рекса прозвучали словно взрыв — сказанные глубоким и тихим голосом, они тем не менее свидетельствовали о страшной боли того, кто в данное мгновение их произносил.
— Ты должен понять, — взмолилась Фенела, — ты обязательно должен понять меня, Рекс.
— А если я не смогу?
Он произнес эти слова резко, но затем внезапно его руки протянулись к ней, он взял ее за плечи и крепко прижал к себе.
— Я любил тебя, — проговорил он. — Я любил тебя сильнее, чем только мог вообразить себе когда-либо, и тут случилось такое. Это не твоя вина и не моя, но рок оказался сильнее нас. Это сделал злой человек… — продолжал Рекс. — Да, Фенела, дорогая моя, теперь мы можем видеть и ощущать на себе, что может сотворить женская злоба.
— Не надо, Рекс, прошу тебя, не надо! — Фенела уже рыдала.
Его наполненный горькой безысходностью голос, казалось, разрывал на части ее сердце.
— Но ты могла бы по крайней мере обсудить свои затруднения со мной, — проговорил вдруг Рекс бесстрастно. — Ведь наверняка был не один только способ избежать грядущих неприятностей и не поступать так, как ты.
Он убрал руки с ее плеч, отстранился от Фенелы и поднес к своему лицу ее правую руку. Так он и стоял перед девушкой, уставившись на обручальное кольцо на ее пальце, а Фенела вспоминала, как он целовал ее руки, когда они были вместе в библиотеке у него в доме, целовал так, что, казалось, этим своим жестом вручал ей свою судьбу.
— Рекс! Рекс! — шептала она.
В порыве переполнявших ее чувств она ближе придвинулась к нему, но он твердо и решительно вновь отстранил ее от себя, а затем направился к двери.
— Бесполезно, Фенела, — проговорил он жестко, — теперь всему конец.
Фенела тихо вскрикнула и закрыла лицо руками.
Она слышала его шаги — медленные и тяжелые, казавшиеся поступью старика, когда он проходил по коридору, потом хлопнула входная дверь, и Фенела осталась в полном одиночестве.
Глава пятая
— Мой сын сообщил мне, что этим утром вы поженились. Не могу сделать вид, что обрадовалась этой новости, но обещаю, что приложу все свои усилия для того, чтобы смириться с неизбежностью. Вы поймете, что это сообщение буквально повергло меня в шок.
Леди Коулби говорила ровно, и в ее голосе не было никаких чувств — лишь ледяная холодность.
Фенеле было как-то не по себе, она чувствовала себя ничтожной и знала, что Реймонд и My испытывали примерно такие же чувства, столкнувшись с великолепием дома Коулби и с гордым, несгибаемым духом его хозяйки.
Из всей их семьи непринужденно себя чувствовал один лишь Саймон.
Он только издал возглас восхищения, когда они приблизились к Уэтерби-Корт и обратили внимание на старинную архитектуру самого дома, на лебедей, медленно и грациозно скользящих по серебряной глади рва с водой, окружавшего дом, на геральдические каменные колонны, которые словно исполинские стражи возвышались по бокам подъемного моста, открывавшего доступ к парадной двери.
Фенела была целиком поглощена своими собственными переживаниями. Она цепко держалась за руку Реймонда, но, даже будучи в таком бедственном состоянии, не забывала о My, которая, молчаливая и напуганная, держалась позади нее.
Реймонд не испытывал и тени робости, и все происходящее вызывало у него раздражение.
— Все это глупо, — сказал он Фенеле. — Всякий, кто женится на тебе, должен был бы вводить тебя в свой дом с чувством гордости и с развевающимися знаменами. Это ваше совершенное украдкой бракосочетание вызывает у меня тошноту!
Однако Фенела понимала, что их приезд сюда был неизбежен. Николас после завтрака отправился к себе домой, чтобы сообщить новость матери, а им после необходимых приготовлений надлежало прибыть в Уэтерби-Корт через час или немного позже.
— Что бы ни произошло, я очень благодарна тебе, что ты здесь и сможешь поддержать нас, — сказала Фенела Реймонду.
Когда она говорила это, то не могла удержаться от того, чтобы не посмотреть на Саймона, который вызывал наибольшее раздражение Реймонда тем, что явно демонстрировал беспечную незаинтересованность, полагая, что чувства такой мелюзги, как они, не имеют ничего общего с его переживаниями.
Как бы то ни было, но когда они вошли в дом Коулби, размеры его не могли не поразить Фенелу.
Широкие, отделанные дубовыми панелями коридоры, стены которых были увешаны портретами предков, написанными маслом; коридор из главного банкетного зала в гостиные с наборами рыцарских доспехов и оружия на стенах; сами гостиные, окна которых в соответствии с традицией выходили в сад; кабинеты, набитые фарфором; зеркала в тяжелых резных рамах; гобелены мягких красок, при виде которых даже Саймон вскрикнул от восхищения.
Фенела никак не ожидала увидеть здесь подобного великолепия, поражающего воображение, и когда она в конце концов оказалась лицом к лицу с леди Коулби, почувствовала, что и на самом деле является чужой в этом родовом гнезде с вековыми традициями.
Николас стоял рядом со своей матерью, и по тому, как он в спешке ринулся вперед, чтобы встретить их сразу после доклада о приходе, по наклону его подбородка, по выражению глаз Фенела поняла, что он расстроен и несчастен.
Он взял Фенелу под руку и подвел к своей матери.
— Это моя жена, мама, — представил он Фенелу.
Леди Коулби, не обратив совершенно никакого внимания на протянутую Фенелой руку, проговорила надлежащие в таких случаях фразы.
Воцарилось неловкое молчание, нарушенное в конце концов Саймоном, который, по рассеянности не замечая, что Николас ждет его, чтобы представить своей матери, внимательно рассматривал одну из картин на стене.
