– Не хочу я ничего рассказывать, – наконец бурчит он. – Я так не умею, понимаете? Знаю, это модно и все такое…
Он осекается и с удивлением видит усмешку на лице Джиллиан.
– Я действительно модно выгляжу, Майкл? – Она трогает пальцами свой платок.
Майкл невольно фыркает.
– Нет, наверное…
– Мысль, что, облекая наши чувства в слова, мы помогаем себе, новой не назовешь. Вообще-то люди издавна знали: если человек грустит или сердится по какому-то поводу, нужно дать ему выговориться.
Ей, должно быть, известно, что магазин того и гляди обанкротится, думает Майкл. Наверняка кто-то ей рассказал, иначе откуда бы она узнала, что я злился. Ему хочется взять у нее из рук папку и посмотреть, что там лежит.
– Больше двух с половиной тысяч лет назад Будда говорил о том, как полезно давать определения своим переживаниям.
О, еще и буддизм, думает он. Если это не модно, тогда что? Может, она и шотландка, но живет, без сомнения, где-нибудь в Брайтоне, около фермерского рынка. Допустим, для кого-то эти сеансы и будут полезны, но только не для меня. Он опять бросает взгляд на часы.
– Можно я пойду?
Джиллиан тоже проверяет время и кивает.
– Да, можно. Далее мы встречаемся в пятницу. Две с половиной тысячи лет, Майкл! Не так уж и мало, чтобы подтвердить: разговоры действительно помогают. Так что, может быть, на следующем сеансе вы все-таки приложите хоть немного усилий.
* * *
– А, Эбби, добро пожаловать, – приветствует Джонни. – Значит, на релаксации вы будете с нами?
Эбби кивает. Дополнительная таблетка помогла – наконец-то! – немного утихомирить панику.
– Сангита предложила пойти.
– Отлично, – кивает Джонни. – Кто-нибудь даст Эбби коврик?
Обаятельная молодая женщина, которая вроде бы тоже присутствовала на одиннадцатичасовом сеансе, собирается лечь, однако, услышав его слова, встает и идет к корзине с ковриками в углу комнаты.
– Вот, возьмите.
Она протягивает темно-розовый рулон.
– Спасибо.
Эбби обводит взглядом окружающих, пытаясь понять, чего от нее ожидают. Все диваны заняты, но журнальный столик отодвинут в сторону, чтобы остальные могли лечь на пол. Эбби ложится на коврик, и свободного места больше не остается.
Вытянувшись на спине, она смотрит, как Джонни уменьшает яркость освещения и закрывает дверь.
Очень странно, думает она. Хотя, с другой стороны, здесь вообще все кажется непривычным. Эбби расправляет плечи, пытаясь унять беспрестанную тревогу о том, что сейчас творится дома. Нелегко сосредоточиться среди такого количества незнакомых людей. С тех пор, как Каллум научился ходить, толпы народа приносили только неприятности. Обретенную при помощи лекарства невозмутимость опять пронзает беспокойство.
Джонни вставляет в проигрыватель диск, и в комнате звучит легкая музыка.
Успокойся, Эбби, приказывает она себе. Чем больше нервничаешь, тем дольше тебя здесь продержат.
– Постепенно начинайте заполнять собой свое тело… – говорит Джонни.
Эбби хочется повернуть голову и посмотреть, что он делает – где сидит? читает ли по книге? – однако она сдерживается и не открывает глаза.
– На несколько секунд вспомните о своем дыхании, ощутите его.
Эбби чувствует, как легкие вздымают грудь вверх… и опускают вниз… вверх… и вниз.
– Обратите внимание на те части тела, которые соприкасаются с ковриком или диваном.
О да, думает Эбби. Это пятки… икры… бедра…
– После каждого выдоха позволяйте себе вдохнуть чуточку глубже. – Голос у Джонни певучий, успокаивающий. – Если в голове начнут мелькать или кружиться мысли, представьте их в виде неких умственных событий, которые приходят и уходят, как облака в небе. Немного обдумайте их, а затем наблюдайте, как они улетают…
Эбби начинает ощущать легкость, возбуждение постепенно утихает.
– А теперь представьте, как вдыхаемый воздух проходит по телу, по правой ноге к пальцам на правой ступне.
Ее дыхание замедляется.
– Немного подумайте о своих ощущениях в ступне, затем, на выдохе, отпустите напряжение, которое вы, возможно, там заметили…
Через считаные минуты она засыпает.
* * *
– Ну, как все прошло? – спрашивает Анна, как только Карен отвечает на звонок.
Карен зевает.
– Прости, я задремала, пока укладывала детей. Не вешай трубку. – Она осторожно поднимает спящую у нее на животе кошку и берет пульт, чтобы убрать звук.
– Может, потом поговорим?
– Нет, все в порядке.
– Хорошо, а то я просто сгораю от любопытства. Мне всегда было интересно, что там, в Мореленде. Об этом так много пишут в прессе.
Смотря что считать прессой, думает Карен, затем вспоминает, что Анна всегда обожала сплетни о знаменитостях. Она приподнимается на локтях, чтобы поболтать немного.
– Вообще-то было здорово. Я даже не представляла, насколько всеобъемлющий у них подход. Ум они рассматривают не как нечто самостоятельное, отдельное от остального организма. Мы даже ходили в сад, представляешь?
– Кстати… ты не против поехать в среду на садовый участок?
– С удовольствием, – отвечает Карен. – Только после работы.
– Замечательно. Ну, рассказывай, видела там какую-нибудь известную личность?
Карен смеется.
– Прости, нет.
Конечно, Лилли я узнала, думает она, но нас просили уважать права остальных на частную жизнь.
– По-моему, звезд принимают в лондонской клинике. Я полагаю, там гораздо шикарнее.
– О-о. – В голосе Анны звучит разочарование. Без сомнения, она надеялась заглянуть – пусть и опосредованно – в нечто среднее между роскошным спа-салоном для звезд первой величины и сумасшедшим домом. – Почему-то мне кажется, что Мореленд – не такое уж скромное место. Я слышала, цены у них зашкаливают.
– Конечно, там очень прилично. Я лишь хочу сказать, что обстановка на удивление обычная. Те, кто ходит со мной на занятия, ничем не отличаются от нас с тобой.
– И никаких буйнопомешанных на чердаке?
– Ни единой миссис Рочестер я не встретила.
– Приятно слышать. Не хочу, чтобы ты налетела на какого-нибудь психопата с топором в руках.
– Я тоже не хочу. Уверена, у некоторых пациентов положение куда серьезнее, хотя таких я много не видела. Кое-кому приходится переживать такое…
– Какое?
– Да у меня и у самой ситуация не намного лучше…
Карен вспоминает эпизод с Элейн – Анна бы оценила эту историю, потому что сама когда-то жила с алкоголиком, – но прикусывает язык.
