Но англичанин, поджидавший меня в «Паддингтоне», пил не «Гиннесс». Он сидел за маленьким столиком в глубине зала с чем-то больше похожим на пинту «Битера». Собственно, я не знал, кто это, пока он не помахал мне.
Он узнал меня, потому что видел по телевизору.
Англичанин оказался совсем не толстым, скорее крепким, с темными короткими волосами. Высоко закатанные рукава рубахи открывали предплечья, сплошь покрытые татуировками, значение которых я мог истолковать лишь предположительно. Меня не удивило, что во рту у него сильно недоставало зубов, а те, что сохранились, производили отталкивающее впечатление – всем известно, что англичане панически боятся дантистов.
– Закажи себе «Битер», – посоветовал он. – Пиво здесь настоящее, не сравнить с мочой, которую продают в пабах на Авенине.
Я попросил минеральной воды, рискуя получить бутылкой в лоб. Оно и понятно: бармен, гордящийся богатейшим ассортиментом пива самых экзотических сортов, мог воспринять такой заказ только как оскорбление. Даже по другую сторону Е6.
Информатор представился как Джимми. Он нервно постукивал по своему бокалу, и я заметил, что у него изгрызены ногти. На всех пальцах, кроме указательного правой руки. При этом его белая футболка была безупречно чистой, без надписей и картинок и аккуратно заправлена в голубые джинсы.
– И что ты имеешь мне сообщить? – начал я.
– А сколько дашь?
– Все зависит от того, что ты скажешь.
– Мне не нужны подачки.
– Никто не станет покупать у тебя кота в мешке, пойми. Для начала я должен убедиться в том, что информация представляет для нас хоть какую-то ценность.
Он помрачнел и поднялся из-за столика. Потом вернулся с новой пинтой, сел и начал рассказывать:
– В тот вечер я работал сверхурочно. По-черному. Копы никогда до меня не докапываются, потому что я не люблю бумаг. За меня числится мой приятель. – Он вздохнул. – Так вот, каждый имеет право расслабиться. А англичанину для этого не нужно даже пива. Достаточно сказать: «Cheers, mate!»[28]– и ты везде дома. Но в тот вечер политик успел наклюкаться еще до того, как вошел в зал. Он взял виски, не помню, какой именно. Я не интересуюсь такими вещами, если мне не наливают. Он сидел один за столиком рядом с дверью. Я протирал бокалы, когда увидел другого. Этот вошел с улицы и, судя по всему, хорошо знал, чего хочет. Он был в черных очках, и взгляд такой, словно стекла запотели. В тот вечер на улице лило, совсем как сейчас, как каждый день в этом чертовом Гётеборге.
– Но разве в Англии не бывает дождей? – не выдержал я.
– Да, но то в Англии.
Один – ноль в его пользу.
– В общем, не знаю, протер он свои стекла или нет, но он подошел к барной стойке и так наклонился, будто хотел что-то заказать. А когда я взглянул туда в следующий раз, его уже не было. – Он замолчал. Я ждал. – Прошло… точно не скажу, мне было чем заняться… но, что-то около часа, может, больше, когда этот парень снова появился в зале. Теперь он стоял рядом со столиком политика и как будто хотел угостить того. Он снова подошел к бармену и сказал ему – я четко слышал – на fuckin’ ’orrible[29]английском: «One wisky». Мой коллега спросил, какого сорта, и он ответил: «Один черт». В общем, он что-то взял, вернулся к столику и… Я не понял, что произошло, но вскоре и он, и политик исчезли. Одновременно. И больше я их не видел.
Я чуть не крикнул: «Wow!» – но сдержался. Похоже, мой новоиспеченный приятель действительно видел убийцу Ульрики Пальмгрен. Я с трудом сохранял невозмутимый вид.
– Что скажешь? – допытывался Джимми.
– Э-э… А кто-нибудь еще это видел? – спросил я.
– Понятия не имею, но ведь речь не об этом.
– Неужели? – Я посмотрел ему в глаза. – Ведь странно получается, тебе не кажется? Ты один видел, ты один обратил на него внимание, а?
Джимми дернул плечами:
– Там было много народу, полный зал… Я не знаю.
– Но ты его заметил, разве это не странно? В нем было что-то необычное?
– Не думаю, я просто прочел газету, увидел тебя по телевизору и решил немного заработать…
– Как он выглядел?
– Гм… Очки, как я сказал, усы… Рослый такой… правда…
– Что – правда?
– Не знаю, как сказать… – замялся Джимми. – Мне показалось… что с ним… что-то не так.
– Что именно?
Он поджал губы, словно задумался. Я ждал.
– Одежда, – нашелся Джимми. – Такое впечатление, что костюм был ему тесен. Не по размеру.
– Хочешь сказать, он надел костюм с чужого плеча?
– Мм… не то чтобы… – Джимми мучился, подбирая слова. – Просто он сидел на нем как-то не так.
Он смотрел на меня, будто требовал, чтобы я оценил его историю. Именно этим я и занимался. В моем кармане лежала тысяча фунтов ассигнациями, и я должен был решить, сколько отдать ему.
– Что-нибудь еще? – спросил я.
– Когда он вошел с улицы, – кивнул Джимми, – втащил за собой сумку. Похоже было на хоккейную клюшку в футляре. Каждый придурок в Швеции играет в хоккей, но этот совсем не походил на хоккеиста. А потом, когда он вернулся за политиком, сумки при нем не было.
– Прическа? – допытывался я.
– Очень странная стрижка, я бы сказал… Цвет волос… затрудняюсь ответить.
– Возраст?
– Fuck knows…[30]Пятьдесят… Шестьдесят… Да, пожалуй, ближе к шестидесяти. Слишком стар для хоккея в любом случае.
– И куда они выходили, как думаешь? Может, пересели за другой столик?
– Нет, они ушли. И точно не на улицу. Вероятно, поднялись на лифте.
– Разве для этого не нужен ключ от номера отеля?
– Понятия не имею. Наверное, нужен.
Полиция допрашивала постояльцев отеля, но ничего подозрительного не обнаружила.
– Ты уже обращался к кому-нибудь? Газеты, телевидение?
– Нет, сразу позвонил тебе. Ты напишешь об этом?
– Только если они захотят, сам я ничего не решаю.
– Тогда без имен, пожалуйста.
– Почему?
– Не хочу светиться в газете.
– Тогда выйдет не так достоверно. Честно говоря, я рассчитывал и на фото.
Джимми покачал головой:
– Как вы там обычно пишете? Анонимный источник? Вот это я и есть, «анонимный источник».
Некоторое время мы сидели молча, я все ждал, что вот-вот выскочит Гленн Хюсен[31]. Джимми допил пиво.
