шестерку, которая неслась по раздолбанной дороге, гремя всем своим естеством и сказал, – давай отойдем с дороги, видишь, какой-то придурок едет.
– Объедет, – твердо сказала Мари. – Я не сдвинусь с места, пока ты не пообещаешь мне, что больше не будешь заниматься этим делом. Ты не следователь, ты просто обычный менеджер. Убийство – это не твое дело.
– Мари, я…
– Обещай! – она чуть не плакала.
– Обещаю, – сказал я. – А теперь давай отойдем с дороги, ну серьезно.
Машина была уже близко, когда мы отошли на обочину. Тарахтящая шестерка слегка сбавила скорость, подъезжая к нам, и вдруг резко вильнула в нашу сторону.
Мари даже не успела закричать, когда я столкнул ее по склону в овраг и тут же нырнул следом за ней. Спуск был пологий и падение было нестрашным. В голове мелькнула мысль, что если бы шестерка пошла на нас, когда мы были на мосту, то она бы просто либо раздавила нас, либо сбила с 10-метровой высоты. Внизу был только крохотный ручеек, который игриво струился по камням, и мы бы точно разбились.
– Мари! Как ты?! – я подполз к супруге, которая лежала в траве.
– Я… я… я нормально! – судорожно кивнула она.
Страх за жену сменился гневом.
– Ах ты ублюдок! – я с диким ревом стал карабкаться по оврагу наверх.
– Сережа, не надо! – истошно закричала Мари.
Кажется, закричала. В тот момент я уже ничего не видел перед собой: только красную пелену ярости. Оскалив зубы как дикий зверь, я карабкался по жухлой траве, царапая руки о камни и какие-то сучки и ветки. Этот. Ублюдок. Чуть. Не. Убил. Мою. Жену. Мою беременную жену. Когда я выбрался наверх, шестерка все еще стояла у края обочины. Я был сзади машины, она же просто замерла и не двигалась с места. Водитель даже не посчитал нужным показаться. Когда дверь машины открылась, я шагнул вперед и увидел лежащий на земле камень и быстро нагнулся за ним. Этот урод с целой тачкой отсюда точно не уйдет.
Это меня и спасло. Когда я резко пригнулся, чтобы поднять камень, раздалось несколько выстрелов. Похоже, выстрелы пришлись в бетонное ограждение моста за моей спиной. Внизу истошно закричала Мари, а я лишь инстинктивно перекатился по пыльной земле снова к оврагу и изо всей силы зашвырнул камень по машине. Послышался дикий грохот и в следующий миг шестерка рванула с места. Со стороны эко-деревни уже бежали в нашу сторону мужчины, издалека было не разглядеть, но кажется у них в руках были охотничьи ружья. Я перекатился в овраг, обнял трясущуюся от страха и плачущую Мари и повторял одно и тоже: «Все хорошо».
Она вцепилась в меня и тряслась так сильно, что мне казалось, у нее самый настоящий припадок. Гул мотора был все дальше, а я лишь обнимал Мари и продолжал повторять как заклинание свое «Все хорошо». И я понимал, что вру ей, ничего не хорошо.
Капитан ошибся, говоря про «вошь», и поплатился своей жизнью. Теперь похоже, что Говоров был прав, и друзья-уголовники Толика действительно нас нашли.
Глава 18
Знаете, есть такие люди, которых можно охарактеризовать одним словом. Вот сказал про него одно слово, и все сразу становится ясно. Нет, не то матерное слово, о котором вы подумали. Ну серьезно, что матом-то сразу? Вот сейчас сидел я в кабинете Воронцова и понимал, что этому майору подойдет одно слово – холеный. Вот ничего не могу с собой поделать, смотрю на него и никакого другого слова не подходит. Сидит передо мной майор и поигрывает дорогим телефоном, а вот его холеность так и прет ото всюду, просто в каких-то мелочах. Вот это его удостоверение и вычурная небрежно лежащая на столе кожаная корочка удостоверения с символикой следственного комитета. Вот эти его манеры, что он тут самый главный. Холеный, ничего не скажешь.
Выслушав мой рассказ, он деланно зевнул и сказал:
– Послушайте, Сергей Владимирович, это, конечно, интересно, но я ДТП не занимаюсь. Вам в ГИБДД бы обратиться.
– Вы понимаете, что в меня стреляли?
– Понимаю, – спокойно кивнул Николай. – И может быть, так оно и было. Только вот я не думаю, что это относится к делу Савельева.
– Как это не относится? – возмутился я. – Вы утверждаете, что Савельева повесили, и когда я говорю о подозреваемых, то по-вашему это не относится к делу?
– Послушайте, Сергей Владимирович, – Воронцов вздохнул. – Не пытайтесь меня запутать. Я не исключаю, что Вы сами инсценировали это нападение, чтобы отвлечь мое внимание, но у Вас этого не выйдет. Я расследую сейчас обстоятельства смерти капитана Савельева, и у меня остается все меньше сомнений, что ему помогли. И вот у меня есть дикое подозрение, что это были не знакомые подследственного Токарева, как Вы пытаетесь мне сейчас представить, а некие сотрудники СБ вашей компании, которым этот самый следователь мешал. Он ведь продолжал копать это дело, так? Хотел разобраться, а не тупо бездумно посадить сломанного человека за решетку.
– Да о чем вы говорите! – заорал я. – Что за бред!
– Не надо кричать, – спокойно сказал Воронцов. – Это не бред. Это вполне объяснимая версия. Ваша компания отвалила денег, чтобы в уголовном деле не было упоминания о ней. Вы дали денег подполковнику, чтобы из дела пропал вещдок. Вы дали денег всем, но вот похоже несчастному капитану-алкашу не хватило. Капитан не при кормушке. Вот он и начал копать, может честный попался, может просто озлобился. И тогда Вы решили этого капитана убрать. Сначала выкрали у него уголовное дело, а потом и просто избавились. Думали, наверное, что кто там будет разбираться, ну повесился алкаш и повесился. Но дело о пропавшем уголовном деле и повесившемся капитане попало в ГСУ. И вот тут-то у Вас и начались проблемы, да, Сергей Владимирович?
– Честно, я не понимаю, о чем Вы говорите, майор, – сказал я. Мне уже казалось, что я просто бьюсь об стену.
– Я говорю об официальной версии, которую я буду раскручивать, – сказал Воронцов. Он постучал по папке не столе, – думаете, если бы я все это придумывал, то ваш Полтавский не побежал бы
