кого.
К люлечке очень бережно относились. Пустую не качали – не спать малышу после этого в ней больше. Не ломали, не жгли, не переделывали – верили, что от этого поломается, сожжется или плохо изменится жизнь ребенка. Хорошая люлька не одно поколение детей выкачивала, два века служила, такую люльку счастливой называли.
До двух лет ребеночек у груди материнской да в люльке жил, а потом на полати перекладывали или на печь, а в люлечке следующий малыш уже качался. Или на чердак ее относили, материей укрывали, чтобы часу своего дожидалась.
С люлечкой много поверий связывал русский народ. Если ребеночек капризничал перед сном часто, клали в ноги полешко березовое и приговаривали: «Спи так же крепко, как эта деревяшка». Выносили и заносили люльку из дома только головой вперед, через порог ее не передавали. Люльку умершего ребенка уносили в лес к кедру могучему или к горе высокой, и тогда душа невинная, неприкаянная могла в ней жить. Ветхую счастливую люльку вешали на древо жизни – лесную березу, делились с природой счастьем своим семейным, в люльке накопленным.
Ну а в дом приносили новую счастливую люльку и уже возле нее пели колыбельные песни.
У колыбели судьбу детям пели
Люшеньки-люли,
Спи, дитя, усни
До утренней зари,
До свежей росы.
– пела мамочка, бабушка или нянечка, качая дитятко любимое в колыбельке, оберегая каждый его вздох и каждое движение во время сна. Богиня весны Леля стояла рядом и подсказывала сокровенные слова, но слышать их дано было только любящей женщине, для которой семья, дети – основа основ, корень всего сущего.
Сели гули на кровать,
Стали гули ворковать,
Стали гули ворковать,
Стал наш Ваня засыпать.
Каждая мамочка, начиная песню колыбельную, знала: именно гуленьки (голуби сизые) прилетают каждую ночь по повелению Лели к растущему малышу, чтобы заботиться о нем. А утром гули улетали, забирая с собой все плохое. Вот так поспит Ванюшка ночь, а утром просыпается и здоровый, и веселый, и румяный. Волшебные были те колыбельные, чистые, искренние, мудростью расцвеченные!
Наши предки большое значение придавали как самому слову: «Слово ведуном ходит», так и органу человеческого организма, с помощью которого слова получались – языку. Отсюда и интересные обряды, особенно те, которые детей маленьких касались. Славяне считали, что только что родившийся ребенок очень слаб, потому что «связаны» его руки и ноги. Ребенок не сразу видит и слышит, потому что «закрыты» его глаза и уши, и не сразу говорит, потому что его язык «запутан». Чтобы освободить дитятко, сделать его сильным, видящим, слышащим и говорящим, в течение первых нескольких лет его «развязывали», «распутывали», «открывали». На ножки ребенка, который уже мог вставать, напутывали нитки и одним взмахом ножа перерезали. Ребеночек обязательно после этого первые шаги делал. Так же и с языком делали, только без ниток. Три раза ножом щелкали у рта ребеночка, как бы освобождая его язык.
А еще помогали матушкам возле колыбелек котик мягонький и волчок серенький.
«Придет серенький волчок и укусит за бочок!» – мягко предупреждала мамочка, ласково поглаживая бочок и ручки ребеночка, и продолжала: «К нам, волчок, не ходи, мою детку не буди». Ванюшка, засыпая, уже знал, что его во сне защитят, что ничего плохого с ним не случится и утром он проснется в своей же кроватке. И волчок-то ведь совсем нестрашный, он тоже маленький и только учится жить.
Давно уж отмечено, что очень любили мамочки котиков вспоминать в колыбельных.
Приди котик ночевать,
Мою детоньку качать,
Качать, прибаюкивать.
Уж как я тебе, коту,
За работу заплачу:
Дам кусок пирога
И кувшин молока.
А котик сидел рядом и слушал песенку внимательно. Уж больно обидчивые были коты в крестьянских домах. И внимание им нужно было особое, и сметанка свежая чтобы на усики попадала, и подстилочка всегда чистенькая. Но мамочка и сама все лучшее отдавала, свято веря, что так задобрит она нижний мир, из которого котик пришел.
М. Игнатьев «Нянька», 1913.
Довольный кот всегда добрым и заботливым становился: и хворь на себя возьмет, свернувшись колечком возле недужного места, и ребеночка покачает, успокоит, язычком шершавым ручку полизав.
Баю-баюшки, баю.
Сидит котик на краю,
Лижет мордочку свою
Да тешит деточку мою.
…
Баю-баиньки-баю,
Спать укладываю,
Коту наказываю:
Киса, каши свари,
Киса, Ваню накорми,
Киса, кашки поешь,
Киса, Ванечку утешь!
А некоторые нянечки и вовсе сказывали, что коток и ребеночек говорят между собой на языке особливом, взрослым людям непонятном. Правда то или нет – никто и знает точно, ведь как только грудничок научится слова взрослые понимать, то и язык тот особливый сразу же забывает. Вот так-то.
Часто соотносили язык и волосы, говорили, что волосы до года стричь нельзя, потому что так и язык отрезать можно. Стригли только тогда, когда ребеночек уже несколько слов мог сказать. Если ребенок долго не начинал говорить, то и тут свои обряды были. Нельзя было взрослому своим языком касаться детского языка и даже в губы целовать. Считалось, что так взрослый (даже если это мать) молодость у ребенка забирает и его способность говорить. Чтобы ребенок быстрее заговорил, многие знахарки использовали заговоренную воду родниковую, прогретую в печи. Наматывали на палец мягкую тряпицу и трижды обмывали ею язык ребенка. Часто добавляли в эту воду отвары лесных трав.
Никогда русичи не путали колыбельные песни с другими, ведь у колыбельных особая мелодия была. Как время – быстротечная, как травка зеленая – всегда снова и снова вырастающая, как солнышко яркое – теплая и ласковая, как ветер – легкая и нежная, как вода – сердцу маленькому, растущему необходимая. Знали и тогда и сейчас русские люди: в колыбельной вся сила природы-матушки заключена и помогает она больше всего тому, кто зла еще не разумел никогда, только-только глаза открывает, и надобно ему в начале всего видеть цельное и непорочное, основу бытия самого. Матушка пела перед сном малышу:
…Ветра спрашивает мать:
– Где изволил пропадать?
Али волны ты гонял,
Али
