стекла и камня тоже установлены поручни, а под самой лейкой в ярком свете блестит табурет из пластика и хрома — печальный трон для раненого короля, вернувшегося домой после битвы.
Война та же, фронт другой. Программа реабилитации в госпитале «Маунт-Синай» пользуется столь же достойной репутацией, как и в клинике Джона Хопкинса. Реабилитационное отделение тут меньше, но оборудовано почти так же богато. Правда, вскоре мне предстоит узнать, что даже такие простые вещи, как широкая резиновая лента или оранжевые пластмассовые конусы в руках опытного специалиста могут заменить целый тренажерный зал. А вот, кстати, и этот специалист — Уилл, высокий стройный мужчина за тридцать, приветствует меня на третьем этаже. У него дружелюбное лицо, идеальная осанка и поставленный голос — хоть в театре играй.
Уилл подходит к моему креслу; я поднимаюсь для рукопожатия, но это сложно, и я начинаю заваливаться вперед. Он протягивает мне руку и, пожимая мою, возвращает меня в вертикальное положение.
— Я Майк, — представляюсь я. — Простите, я немного шатаюсь. Внутренний гироскоп пошаливает.
— У вас нарушена проприорецепция. Давайте посмотрим, что с этим можно сделать.
Слово «проприорецепция» происходит от латинского proprius, то есть свой, собственный, и capere — владеть. Переводя на язык взаимодействия частей моего тела, это усилие, которое требуется для выполнения движений. Некоторые люди называют ее также «шестым чувством», кто-то говорит, «это мое положение в пространстве». Я с трудом могу выговорить данное слово, но отлично понимаю его значение для себя. Еще на нашей первой встрече доктор Теодор объяснил, что после операции мне следует ожидать проблем с проприорецепцией, то есть с поддержанием равновесия и устойчивостью. Он выразился так: «Если у вас нарушена проприорецепция, вы чувствуете, например, что не можете стоять в темноте и не падать». Но я не представлял, насколько это будет неприятно и тягостно.
Уилл продолжает нашу с ним беседу.
— А еще у вас болезнь Паркинсона, — говорит он, — которая и так мешает вам ходить.
Я изображаю удивление:
— У меня Паркинсон?
Практически каждый день я езжу на инвалидном кресле в «Маунт-Синай» на терапию. Я держу ходунки на коленях, пока Белинда, моя медсестра и мой пилот, петляет между пешеходами по Верхнему Ист-Сайду. Когда ты везешь инвалидную коляску, то чувствуешь себя хозяином положения: Белинда занимает столько места, сколько ей надо, и везет меня так быстро или медленно, как ей удобнее, невзирая на то, сколько людей преграждает нам путь. Она использует меня как таран, с помощью которого удобно пробиваться сквозь толпу. Мне все время кажется, что мы вот-вот переедем какую-нибудь хрупкую старушку, и последним, что она увидит в жизни, будет мое лицо. Сэм, Трейси и Нина часто ходят вместе с нами. Это похоже на небольшой парад, который следует в одно и то же время по одному и тому же маршруту — до госпиталя. Не хватает только воздушных шариков и цветов.
Мне не нравится сидеть в инвалидном кресле, но из-за того, что улицы на Манхэттене в большинстве своем односторонние, от моего дома до госпиталя, расположенного в паре кварталов, куда удобнее добираться так, чем на машине. Однако я ощущаю свою уязвимость и повышенное к себе внимание, когда оказываюсь в кресле на публике. Такой опыт для меня в новинку, и я предпочел бы его избежать. Если честно, само кресло привлекает больше внимания, чем тот, кто в нем сидит, даже со стороны недовольных, уступающих ему дорогу. Исключение составляют те, кто оказался в непосредственной опасности попасть под него — что происходит довольно часто, поскольку Белинда ломится вперед, как бульдозер.
Задницы и локти
Про людей в инвалидном кресле мы говорим, что они «прикованы» к нему. Но что в действительности это означает? Если человек прикован к креслу, то он — его пленник. Тот, кто некогда был подвижен (и владел всеми частями своего тела), рассматривает кресло как провал и символ поражения. Но для того, кого инвалидность оставила вообще без движения, кресло означает свободу.
Я предполагаю, что это транспортное средство — моя будущая реальность, что я тоже стану прикован к нему. В какой-то момент мне придется использовать кресло постоянно, это просто вопрос времени.
В последние два года я пользовался им периодически, при определенных обстоятельствах, чтобы сберечь время и силы. Мне помогает осознание того, что кресло всегда при мне на случай необходимости — если нужно преодолеть большое расстояние за короткое время. Например, при дальних перелетах с пересадками в разных аэропортах без кресла никак не обойтись.
Если человек, который везет кресло, мне незнаком, я чувствую себя одиноким и потерянным, ведь кто-то другой решает, в каком направлении мне ехать и с какой скоростью. Он в ответе за все. С точки зрения пассажира кресла, это мир задниц и локтей. Кроме того, кресло, кажется, влияет на мой голос — никто меня не слышит. Я начинаю говорить громче и превращаюсь в подобие Джоан Кроуфорд из фильма «Что случилось с Бэби Джейн?», выкрикивающей приказы. Но никто не слушает. Для человека, привыкшего передвигаться самостоятельно, по собственной воле, оказаться в инвалидном кресле — полная тому противоположность. Я отдан на милость незнакомца, который меня везет. Меня могут откатить в угол или прислонить к стене, не спрашивая моего разрешения. Я слышу нечто, относящееся ко мне, но не могу развернуться и ответить.
Обычно человек за креслом — служащий аэропорта или отеля. Уверен, будь у нас возможность обмениваться взглядами, мы увидели бы друг в друге обычных людей. Но как правило, сидя в кресле, я превращаюсь в багаж. Я не должен много разговаривать. Доставить меня в нужное место — это просто очередная задача в списке, которую надо выполнить, прежде чем уйти домой.
В недавнем путешествии проблемой стало прохождение на инвалидном кресле контроля безопасности. В кресле меня не могли провезти через сканер, и поэтому откатили в сторону, где охранник начал подробно меня прохлопывать, пока кресло подвергалось придирчивому осмотру. Тот, кто меня вез, очень удивился, когда я заметил, что будет гораздо проще, если я пройду через сканер на своих ногах. Похоже, он не понимал, что инвалидное кресло для меня не обязательно. Я обычно не упоминаю об этом, тем более что данный факт не имеет никакого значения для человека за креслом. Опираясь на трость, я подошел к рамке, передал трость охраннику, прошел через
