в отношении диких животных в XIX веке, а затем медленное переосмысление: сначала среди первых экологов и в среде британской колониальной бюрократии. ХX век по праву считается «веком насилия» в истории человечества. Но с точки зрения тигров и леопардов, слонов и орлов, он в сравнении с предыдущим столетием выглядит более благополучным: в ХX веке человек попытался найти некий modus vivendi с существами, с которыми он на протяжении тысячелетий – до изобретения огнестрельного оружия – встречался, имея примерно равные шансы на выживание.
Конечно, охотились не только ради прибыли, было много других мотивов. Охотники на крупного зверя стали культурными героями. Способность успешно пережить встречу с медведем гризли в дикой природе, казалось, концентрировала в себе высшие качества североамериканского характера. Президент Теодор Рузвельт на рубеже веков приложил немало усилий, чтобы предстать их воплощением. Маршруты его охотничьих экспедиций, о которых много писали газеты, достигали горы Килиманджаро. Джентльмены охотились, но охота считалась также частью естественной привилегии поселенцев, которые почти всегда были фермерами и охотниками одновременно. Ведь по крайней мере в начале XIX века хищники все еще были настолько распространены во всех колонизуемых районах мира, что у пионеров имелись веские причины защищать от них свою собственность[208].
Моби Дик: китобойный промысел
Лов сельди или трески больше напоминал сбор морского урожая, чем хитрое выслеживание дичи, но в XIX веке существовала по крайней мере одна форма нападения на морских животных, не полностью лишенная охотничьего и спортивного характера: китобойный промысел. Он сочетал в себе эпичность и индустриальный характер. Баски охотились на китов уже в Средние века и разработали методы, которые в XVII веке переняли голландцы и англичане. В XIX веке китобойный промысел начался у берегов Гренландии[209]. В районе Шпицбергена к началу XIX века ресурсы морской фауны были уже настолько истощены, что китобойный промысел там стал нерентабельным. Североамериканцы из порта Нантакет в Массачусетсе начали китобойный промысел в 1715 году, первоначально сосредоточившись на добыче кашалотов в Атлантике. В 1789 году американские китобои в первый раз проникли в воды Тихого океана. В последующие три десятилетия были открыты почти все важные китобойные районы мира[210]. Промысел достиг пика своего международного значения примерно между 1820 и 1860 годами. После войны 1812 года США стали самой важной китобойной страной. В 1846 году китобойный флот США, базировавшийся в основном в портах Новой Англии, которые вели ожесточенную борьбу за первенство, насчитывал не менее 722 судов. Половина из них охотилась на кашалота – зубатого кита, в огромной голове которого содержится жидкий «китовый воск», или спермацет. Эта жидкость вываривалась до масла, которое, в свою очередь, было необходимо для изготовления лучших и самых дорогих свечей в мире.
Китобойный промысел был глобальным бизнесом со сложной географией и хронологией, которые, помимо всего прочего, определялись особенностями многочисленных видов китов. В южной части Тихого океана места обитания кашалотов были обнаружены у берегов Чили. Там около 1810 года наводил ужас на китобоев гигантский белый кит Моча Дик – прототип мифического чудовища, описанного Германом Мелвиллом[211]. В то время международный промысел был сосредоточен в полосе моря между Чили и Новой Зеландией и вокруг Гавайских островов. Открытия новых популяций китов вызывали «бои за рыбий жир» между отдельными судами и целыми национальными флотилиями, напоминавшие золотую лихорадку в Калифорнии или Австрии. Австралия достигла временного первенства в китобойном промысле около 1830 года[212]. В западной части Северного Ледовитого океана (Аляска, Берингов пролив и так далее) в 1848 году были открыты богатые китобойные районы, где обитал в основном ныне почти исчезнувший гренландский кит. Это стало самым важным открытием в китобойном промысле XIX века, поскольку ни один вид китов не дает лучшей «рыбьей кости», то есть китового уса. Это привело к тому, что США впервые стали участвовать в коммерческих предприятиях на морях Севера; базой служил прежде всего Нью-Бедфорд (штат Массачусетс), конкурент Нантакета, а Сан-Франциско выступал в качестве важного вспомогательного порта. Интерес США к Аляске вряд ли можно объяснить без этой фазы, предшествовавшей ее покупке. Переломный момент наступил в 1871 году, когда бóльшая часть арктического китобойного флота США погибла в паковых льдах[213]. В это же время основные районы промысла уже были близки к истощению. В целом 1870‑е годы стали кризисным периодом для американского китобойного промысла. На некоторое время его поддержал возросший спрос, который возник благодаря новому идеалу красоты – «осиной талии», требовавшей особых корсетов из прочного и упругого китового уса. Теперь стало целесообразно выходить еще дальше в море[214]. Китобойный промысел не был англо-американской специализацией. Жители Новой Англии охотились в южной части Тихого океана, чтобы снабжать парижских дам свечами и корсетами. Но до конца 1860‑х годов в промысле участвовали и сами французы, отплывавшие прежде всего из Гавра. Их промысловые районы простирались вплоть до Австралии, Тасмании и Новой Зеландии, где еще в 1840 году на китобойный корабль, стоящий на якоре, могли напасть маори и всех на нем перебить. Были и другие опасности: 5,7 процента французских китобойных экспедиций в период с 1817 по 1868 год закончились гибелью судна, в основном во время шторма. За этот же период французские китобои убили 12–13 тысяч китов – это относительно скромная цифра, учитывая, что незадолго до Второй мировой войны в мире ежегодно убивали по 50 тысяч этих животных[215].
Эпоха Моби Дика, когда в поединке между человеком и китом у последнего были хотя бы минимальные шансы на победу, закончилась с появлением гарпунных пушек и ракет. К началу 80‑х годов XIX века времена, когда китобой должен был загарпунить кита, подойдя к нему на лодке (open boat lancing), безвозвратно ушли в прошлое. Лишь некоторые романтики продолжали осваивать искусство ручного броска гарпуна – еще более усложнившееся, так как хорошо обучаемые кашалоты к тому времени стали настолько пугливы, что к ним было трудно подобраться. Новую эпоху в истории китобойного промысла открыл норвежец Свен Фойн, который около 1860 года изобрел гарпунную пушку, устанавливаемую на борту судна: ее 104‑миллиметровые снаряды взрывались внутри тела кита, то есть это было скорее артиллерийское оружие, чем охотничье приспособление. Американские китобои уже не переняли эти новые методы[216]. В 1880 году появилось еще одно новшество – использование пароходов, но первоначально это удвоило стоимость строительства китобойных судов. Новая техника убийства была сомнительным достижением даже с точки зрения китобоев. К 1900 году многие районы промысла истощились[217]. Некоторые виды китов были близки к исчезновению, другие отступили в труднодоступные части Мирового
