тем же. — Я до сих пор не знаю почему.
— Это самое страшное, не так ли? — Жанпольд смотрел на Марию, — к черту суженного. Она могла закатить один скандал, и я бы пошёл на уступки. Она это знала. Но уходить?
— Мой отец, я думаю, он ушел из-за мамы. Он её не любил, причем давно. И как оказалось, любви ко мне ему было видимо недостаточно, чтобы остаться.
Воспоминания нахлынули на неё. Последний день с отцом, как они играли во дворе. Он улыбался, но в его глазах проскакивала тень. Он был…словно крепкий чай с сахаром. Пригубишь его и на языке почувствуешь сладость. Проглотишь — останешься с горьким послевкусием.
— Что бы ты ему сказала, встреть сейчас? — Жанпольд выбил девочку из раздумий.
Она мотнула головой, сбрасывая воспоминания, затем улыбнулась, думая о новой встрече.
— Он мой отец. Конечно, я бы его простила.
Мэр вздохнул. Казалось, он просел в кресле еще на несколько сантиметров.
— Ты слишком мудра для своих лет. Тебе кто-нибудь об этом говорил?
— Да. Этот человек сейчас дрыхнет неподалеку. Никак не признается, что я шаркаю.
Мэр не ответил. Мария ожидала хоть малейшего движение уголков его губ вверх, но напрасно.
— А вы бы простили свою дочь, вернись она сегодня?
Было время, когда Жанпольд задавал себе этот вопрос довольно часто. Обычно перед сном или смотря в своё отражение по утрам. Каждый раз, когда видел на улице мимо проходящую молодую девушку с тёмно-рыжими волосами. Такую, что шла почти вприпрыжку, размахивая красивыми локонами в разные стороны на зависть засмотревшимся женихам.
— Я давно её простил. Да, пускай она решила бросить свой дом. Она молода, авантюрна. Многое творится в таких юных головах. Но шли годы. Пять лет как она пропала, сейчас уже будет десять. И с каждым годом становится сложнее верить, что она где-то там, счастлива, живет каждым днём, опьянённая приключениями.
— Вы думаете, что-то с ней случилось?
— Да, и я боюсь, что она не простит меня за бездействие.
— Я не понимаю, — протянула Мария, — вы только что сказали о том, как всё королевство перерыли, как до сих пор ищите.
— Мария, я ищу везде, — он горько улыбнулся, — кроме одного места.
Мария сложила руки на груди и посмотрела в окно. На дождь, покрытый ночной тьмой.
— Кажется мне, что мир сто лет назад разделился на «до» и «после». И нет пути назад, — Мария посмотрела на мэра, — вы думаете, она в Воларисе?
— Должна быть. Либо там, либо умерла. И я не знаю, что хуже.
— Галахад думает, что это самоубийство — идти в Воларис. Не корите себя.
— Галахад думает, но всё же идёт. Ради девочки, которую он едва знает. А я сижу здесь, в теплом кресле.
— При всём уважении, господин мэр, — серьёзно начала Мария, — Галахад — это рыцарь с огромным опытом. Я видела его в бою. Он сражался с драконом и победил. Ему нет равных.
— Значит, ты в него веришь? Веришь, что вы выберетесь?
— Да, я в него верю, — произнеся эти слова, Мария почувствовала тепло чуть ниже живота. И сначала было не понятно, чем оно вызвано. Но когда закружилась голова, и Марии пришлось войти в комнату и прижаться к стене, чтобы не упасть, стало ясно — происходит что-то нехорошее. Её голова закружилась, тепло ниже живота, превращалось в жжение. Оно медленно поднималось вверх, словно крот, пробиравшийся по узкому подземному туннелю.
Мэр привстал:
— Ты в порядке?
— Я не знаю, — выговорила она с трудом. Её нахлынул холод, по всему телу пробежали мурашки. Она схватилась за живот. Перед глазами замелькали картинки: большая спальня, усыпанная розами, небольшая комната с наполненной горячей водой ванной. Несколько женщин омывающие её с ног до головы. Толстая книжка рядом с ванной, на табуретке, внутри неё бумажная закладка. Наступившая ночь и далёкие огоньки. Колокола, крики детей, женщин, лай собак… Картинки менялись так быстро и были такими яркими, что Мария перестала осознавать, что находиться в комнате рядом с мэром. Она не чувствовала своё тело.
Чужие глаза передавали ей эти изображения, эти воспоминания: зелёное яркое поле, робкий мальчик, стоящий совсем близко к ней; старый храм; кроватка с новорожденным; библиотека, усеянная тысячами книг; длинный тёмный коридор и приглушённые крики; болото; дом с пожилой женщиной; два камня на холме…
Она летит прочь, словно птица, навстречу густому чёрному лесу, оставляя позади страдания.
Так же резко, как всё началось, картинки перестали появляться. Ледяной холод сменился прохладой комнаты. Боль отступала, падала вниз по животу, пока не испарилась окончательно.
Девочка очнулась в руках мэра, он не давал ей упасть, придерживая спину.
— Что случилось? — спросил он, увидев моргающие глаза.
— Я не знаю… — голос возвращался к ней.
— Это был один из твоих кошмаров?
Мэр сопроводил девочку к креслу.
— Нет, — ответила Мария, садясь, — они должны приходить, когда я сплю.
Мэр ничего не ответил, лишь сочувственно продолжал смотреть на девочку.
— Или…до этого приходили, — с досадой и тревогой подытожила Мария. Её физическое самочувствие улучшалось. — Если у вас есть что передать дочери, скажите мне. Вдруг я её увижу. Но не ожидайте, что я вернусь обратно. Тем более с ней.
— Скажи ей, что я её люблю и всегда буду.
— Она наверняка об этом знает.
— Если она действительно в Воларисе, один бог знает, какие ужасы она повидала. Ей нужно услышать слова любви. Я должен напомнить ей, за что стоит бороться.
Вскоре после этих слов Мария наконец-то направилась в уборную. Она разозлись на себя: разозлись, что не удержалась на ногах при мэре. Что кошмар, если это был он, стал мешать ей вне снов. Она злилась, как сильно он её напугал. Она злилась, что ей стыдно за себя.
Жанпольд остался один в комнате. Он раскрыл створки окон, давая свежему воздуху, словно течению холодной реки, просочиться в комнату. Дождь постепенно заканчивался. Где-то вдалеке, в лесу, что за городом, загорелся небольшой огонек. Это солдаты короля Боромира предупреждали о своём приближении. Мэр протянул руку в карман и достал несколько зернышек и маленькую записку. Он аккуратно рассыпал приманку на подоконник и стал дожидаться своего верного почтальона. О появлении которого он узнает по звуку «Кар!».
Глава тринадцатая
