подоконнике кухни, расположенной на первом этаже. На улице давно стемнело, начался дождь. Повара и прислуга давно ушли спать.
Поначалу девочка шла в уборную, но её остановил запах печёного картофеля и ржаного хлеба. Весь коридор им пропах. Аромат настолько сильным, что Мария забыла о своём желании сходить в туалет. Она тихонько, словно мышка, протиснулась в дверной проём кухни. Посмотрела на заставленный свежим хлебом стол и обрадовалась, будто нашла клад. Вприпрыжку добралась до стола, взяла мягкую буханку и…остановилась. Может, взять нож? Его нигде не было, на первый взгляд. Это если копаться в шкафах и…а, чёрт с ним! Пальцы разорвали корочку и проникли внутрь. Обжигающее тепло обволакивало подушечки. Ей нравились эти ощущения. Нравилось чувствовать мир своими руками. Крошки сыпались на пол, на голые ступни девочки.
В кастрюле неподалёку она нашла источник второго запаха — печёный картофель. Он порядком остыл в отличие от хлеба, но это не помешало ей обернуть его в кусок хлеба и затолкать в рот.
Мария плотно поела, налила себе стакан воды и села на подоконник, предварительно открыв форточку. Она хотела насладиться звуками дождя и раскатами грома в ночном городе, почувствовать спокойствия, которое дарило это место.
Кто-то скажет: «перед смертью не надышишься». И, честно говоря, окажутся правы. От этой мысли Марии стало грустно. Ей снова захотелось в туалет. Она будто вернулась обратно — в своё тело, в свою жизнь.
Мария опустила ноги на холодный пол. Вот только до этого он таким не казался. А ещё вдруг занозу подцепит? Мать всегда говорила, что Мария не ходит, а шаркает по полу, мешает спать или книгу читать. А Галахад такого не говорил. Из вежливости? Папа тоже не говорил. Но он ушел. А это еще хуже. Уж лучше бы говорил. А вдруг, он поэтому и ушёл? И Галахад хотел уйти из-за этого?
#
— Эммм, сэр Галахад.
Рыцарь почувствовал, как его качают в кровати.
— Галахад, — Мария шептала и трясла его ручками. Она делала это так слабо, что казалось, будто она его убаюкивает.
— А? — рыцарь проснулся, но открывать глаза не стал. Как и менять позу.
— Я шаркаю? Ну, ногами, когда иду.
— Иногда, — ответил Галахад протяжным и вялым выдохом.
— Иногда? А это как часто?
— Нечасто.
— Так «иногда» не это значит.
Рыцарь не ответил.
— Галахад? Галахад?
Было уже поздно. Рыцарь перевернулся на другой бок и засопел. Девочке ничего не оставалась, кроме как оставить его в покое. Она прошла к двери и проскользнула в неё, не касаясь. Боялась вызвать скрип.
Идя по длинному коридору, наконец, к туалету, на душе было неспокойно. Мария не впервой так делать. Она часто нагоняла на себя неприятные мысли или надуманные проблемы. И каждый раз она старалась решить их у себя в голове. Вдалбливала, что всё на самом деле хорошо. Ну и шаркает она ногами, подумаешь, многие шаркают, чем она хуже? Других же не бросают из-за этого? Так почему её бросают? Но если не за шарканье, то за что? Было бы за шарканье — она бы перестала. Отец бы вернулся, мать снова полюбила. Странное это слово — «снова». И почему она так подумала? «Снова» же подразумевает, что однажды мать её всё-таки любила. Может быть, в детстве, когда она была совсем маленькой и не помнит?
Мария остановилась посреди длинного коридора, заметив, как одна из дверей была приоткрыта. Сначала подумалось о грабителях. Но потом девочка вспомнила, как много здесь солдат и что вообще — это особняк мэра. Кто в здравом уме попытается сюда пробраться?
Мария медленно зашагала к двери. Пол же скрипел так сильно, будто не замечал осторожность её ног. Мария заглянула в комнату одним глазком. В дальнем углу, на столе, горела свеча. Совсем свежая, зажжённая недавно.
— Ищешь чего?
Мария вздрогнула. Доски протяжно застонали. Голос никому не принадлежал.
— Я здесь, в кресле. Не бойся.
Но девочка в страхе оперлась о стену коридора и не двигалась с места. В комнате раздались шаги. Свеча поднялась вверх, и осветило лицо того, кому принадлежал голос.
— Господин мэр?
— Он самый. Но прошу, называй меня Жанпольд, — кивнул он, — посреди ночи, в этих стенах, у меня нет титула. Лишь прошлое.
Говоря загадками, в тусклом клочке света, страх Марии никуда не собирался уходить.
— Что вы здесь делаете? — спросила она.
Жанпольд обернулся, осмотрел комнату, ничем не примечательную для обычного человека, и вздохнул.
— Не может человек погулять по собственному особняку?
Мария чуть оторвалась от стены:
— Но вы не гуляете по нему. Вы пришли сюда со свечкой, поставили её на стол и сели в углу.
Было тяжело понять, переступает ли она черту, но не могла не спросить. Уж слишком чужеродно выглядело присутствие мэра в этой простой комнатушки с одной кроватью, креслом и столом.
Мэр повернулся к Марии и улыбнулся:
— И вправду, от вас ничего не скроешь, юная леди.
Девочка засмеялась.
— Да что вы, я не леди! — она охнула и закрыла рот, боясь, что могла кого-нибудь разбудить.
— Еще и скромница, — сказал мэр.
У Марии загорелись глаза от радости. Давно ей не говорили комплименты.
— У меня дочь очень похожа на вас. Я часто встречал её в коридорах по ночам. И не только я. Горничные жаловались на топот. Не мне, разумеется, но слухи ходили.
Жанпольд поставил свечку обратно на стол и сел в кресло в углу комнаты.
— Я посижу ещё, если вы не против, — обратился он к Марии.
— А где ваша дочь сейчас? — девочка прошла в дверной проём и остановилась.
Сначала Жанпольд пожал плечами, затем посмотрел куда-то в окно:
— Ушла. В ту же неделю, как я нашел ей суженного. Отправилась на поиски приключений, так было написано в записке.
— И вы не пытались её разыскать?
Жанпольд наивно посмотрел на Марию.
— Не пытался? Да я всё королевство перерыл. Как сквозь землю провалилась. Я до сих пор ищу. Почти десять лет прошло, как я дочь не видел. Безумие какое-то.
Деревянные окна заскрипели, пытаясь сдержать ветер и дождь. Огонёк свечки бросало в разные стороны, гоняя клочок света по всей комнате. Мария почувствовала, как по ногам пробежал озноб.
— Мой отец ушел несколько лет назад, — ей было тяжело об этом говорить, но мэр раскрылся перед ней. Она считала своим долгом ответить
