часы. Но не блестящие, а чтобы не привлекали внимание, но подчеркивали статус. Сдается мне, что при посещении будут фотографировать, так что не стоит выглядеть нищим на паперти.
— Сколько охраны с собой возьмете, ваша светлость? — пожилой дворецкий чуть склонил голову на плечо.
— Троих Сверкающих будет достаточно. Я не думаю, что если меня захотят арестовать, то для этого поступит приглашение от митрополита. Но на всякий случай пусть держатся рядом.
— Как прикажете. Через десять минут всё будет готово, — поклонился дворецкий и также бесшумно удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Оболенский налил себе воды в стакан, подошёл к зеркалу в золотой оправе на стене. Он посмотрел на своё отражение, выпрямился и улыбнулся. Тут же встроенные в стекло камеры считали изменение княжеского лица и за зеркалом щёлкнула скрытая задвижка. Зеркало мягко отъехало в сторону, обнаруживая скрытый сейф.
Князь быстро пробежал пальцами по едва различимым поверхностям кнопок, набирая нужное число. Дверца сейфа, способного выдержать многочасовую пытку плазменным резаком, неторопливо отошла.
Всё-таки Сверкающие Сверкающими, но на всякий случай надо и обезопасить себя. Тем более на чужой территории.
Взгляд князя остановился на небольшом яшмовом крестике на обычном шелковом гайтане. Пожалуй, этого оберега будет достаточно. Наличие большего числа артефактов даст понять старому прохиндею, что князь его боится!
Князь надел крестик на шею, спрятал за ворот рубашки. Закрыл сейф обратно и посмотрел в зеркало:
— Я боюсь? Я никого не боюсь! Не пристало будущему царю Великой России кого-либо бояться!
После этого он чокнулся стаканом со своим отражением и ухмыльнулся. Отражение ухмыльнулось в ответ и сделало глоток.
* * *
Собор Василия Блаженного
Солнце вот-вот грозило встать в зенит, когда две машины князя Телепнёва-Оболенского остановились неподалёку от Собора Василия Блаженного. Из машины сопровождения тут же выскочили два телохранителя из числа Сверкающих и подвергли окрестности перекрёстному обстрелу взглядами.
Удовлетворившись увиденным, телохранители кивнули в сторону наглухо затонированной машины князя. Тут же справа выскочил третий телохранитель, ещё раз кинул взгляд вокруг, а уже после этого обошел машину и помог выйти князю.
После этого, построившись в правильный треугольник, телохранители препроводили князя к возвышающемуся на Красной площади Собору. Их Щитов должно было хватить для удара из противотанкового ракетного комплекса. Второй удар уже не выдержат, но за время первого обязаны спасти князя, а уже потом принять все меры безопасности.
Князь остановился возле невысокого забора, окружающего Собор. Перекрестился. Ещё раз восхитился его красотой. Собор в честь великого юродивого, оставившего после себя немало предсказаний и пророчеств, всегда привлекал внимание туристов и являлся таким же символом Москвы, как и Кремль.
Собор Василия Блаженного — это не просто шедевр архитектуры, это словно волшебный замок из сказки, который случайно оказался в центре Москвы. Его цветные луковичные купола напоминают мороженое разных вкусов, которое, кажется, только что уронили на голову здания. Каждый купол — будто конфетка, которую хочется попробовать на вкус.
А внутри? Снаружи только часть общего храма, самое интересное начиналось под землёй. Это лабиринт из коридоров и капелл, где легко заблудиться, словно в гигантском антикварном магазине, полном религиозных раритетов. По слухам, там до сих пор блуждают монахи, которые однажды повернули не туда.
И если собор мог бы говорить, он бы, наверное, рассказывал истории о том, как он устал от всех посетителей и мечтает о спокойной пенсии где-нибудь на берегу моря, под пальмами.
Князя уже ждали трое мордатых монахов, под чьими сутанами угадывались тренированные тела. Вон, как рукава обрисовывали вздутые мышцы — явно знакомы со множеством приемов и прыжков. На пороге его телохранителей попросили оставить оружие, а самих оставили сидеть в приемном покое.
Ивана Фёдоровича же проводили в небольшую комнату, всё убранство которой состояло из большого стола и двух стульев по краям. Вид из окна на Кремль являлся самым главным украшением данной комнаты.
На стене висела большая картина, на которой был изображен дивный летний денёк, лужайка и молодой пастушок, пасущий овец. Неплохая аллегория к тому, кто сидел под этой картиной. И сейчас этот «кто-то», являющийся митрополитом, поднялся со своего места и с улыбкой сделал пару шагов по направлению князя, протягивая руку:
— Здравствуйте, Иван Фёдорович! Рад видеть вас, Ваша светлость. Безумно счастлив, что вы приняли моё приглашение на обед! Редко, знаете ли, получается разделить с кем-нибудь трапезу. Все бегут, торопятся, но редко забегают к старику на огонёк, а уж посидеть и поговорить по душам… Это и вовсе крайне редкое событие.
Сейчас митрополит был в обычном подряснике и темной рясе, а вовсе не в праздничном богатом наряде, в каком он выступает на мероприятиях и во время приглашения в царские палаты. Скромная ряса тем не менее сшита из дорогого шелка, переливающегося при свете из окна.
— Добрый день, Ваше Высокопреосвященство, — князь по обыкновению сделал вид, что касается губами морщинистой кожи, пахнущей ладаном. — Время сейчас такое — быстрое. Все торопятся жить, ведь Бездна рядом…
— Бездна рядом… И дана она нам за грехи наши, как наказание, как искупление… — митрополит сделал приглашающий жест, показывая на свободный стул напротив.
— Слишком уж жесткое искупление. Неужели так сильно успели нагрешить люди? — покачал головой князь и уселся. — Или это за все прегрешения даны нам эти испытания Омутами?
В это время открылась дверь и в комнату начали заносить разнообразные блюда. Слово «скоромное» вряд ли можно было к ним применить, но князь предпочёл этого не говорить.
— Как сказано в Священном Писании: «Любовью и истиной грехи очищаются». Так и мы, Ваша светлость, любовью к народу и истиной в сердце сможем преодолеть всякое испытание. И чем больше любви будет, тем лучше будет преодоление. Ведь как мне стало известно — под Москвой даже найден был один из дьявольских Омутов, — проговорил митрополит.
— Вот как? Прямо под столицей? — удивился Телепнёв-Оболенский.
— Да, прямо под столицей. Может быть даже под тем самым местом, где была совершена попытка нападения на царские машины, — пронзительные глаза митрополита вперились в лицо князя, словно искали малейшее искажение, лёгкую судорогу, вызванную его словами.
Князь стойко выдержал этот взгляд. Ни коим образом не выдал того, что он хоть как-то причастен к нападению и последующему взрыву.
За это время монахи закончили сервировку стола, поклонились и вышли, оставив митрополита наедине с князем.
— Да уж, я тоже слышал про это нападение. Надо же, прямо в центре столицы нападают на автомобили царя. Это уму непостижимо, — покачал наконец головой князь, когда решил, что достаточно выдержал паузу.
— А ведь говорили, что в этой машине должны были везти третьего
