стула и в мгновение ока справился и с яичницей с тостами, и с огурцами, а потом всё это запил обжигающим кофе. Годунов только рот открыл. Ну да, он не знает, что ведарям порой приходилось завтракать, обедать или ужинать на бегу. Тогда было не до рассусоливаний, лишь бы закинуть внутрь что-нибудь съедобное.
После этого я поднялся в комнату, также быстро оделся и спустился вниз. Годунова пришлось ждать ещё семь минут. Всё-таки придется заняться его воспитанием и отслеживанием времени. Ведь точность — вежливость королей!
Машина привезла нас за десять минут до начала общей части, где будут названы имена и наименования отделений для каждого дворянина. На воротах в Царское училище я заметил вчерашнего ведаря, которого видел на улице возле дома бандитов. Он цепким взглядом проникал внутрь проезжающих машин.
Похоже, что из-за вчерашнего инцидента сделали усиление охраны. Я кивнул ему, стоило только нашим взглядам скреститься. Он также кивнул в ответ.
Подъехав к ступеням, ведущим в общую залу, мы вышли. К нам подскочил служка в зеленоватой ливрее и протянул руку:
— Добро пожаловать в Царское училище, господа. Позвольте ваши рекомендации?
— Да, конечно, любезный, — с важным видом проговорил Годунов и протянул помятую папку, успевшую побывать в приключениях.
Служка тут же унёсся прочь, а мы двинулись в то место, где вчера танцевали. Я кинул взгляд на асфальт — ничего не говорил о том, что тут вчера случилось происшествие. Всё сноровисто и быстро прибрали.
В зале стояли удобные стулья, возвышался постамент. Играла негромкая торжественная музыка, молодые люди степенно рассаживались на понравившиеся места. Мы с Годуновым присели недалеко от центра. Борис положил на два стула рядом наши куртки:
— Это для госпожи Карамзиной и Бесстужевой.
Я пожал плечами. Что же, пусть будет так. Хочется ему занять место для своей «подруги» пусть так и будет. Я был бы более рад видеть рядом госпожу Собакину, но… Мне пока нельзя выбирать, чтобы не скомпрометировать девушку, и чтобы не обидеть Бесстужеву. Всё-таки за проведённую ночь стоит и отблагодарить. Впрочем, отблагодарить стоило бы и Собакину, так как если бы не её действия с мотоциклом, то я смог бы и не увести вампала прочь.
Думаю, что мне ещё представится шанс сказать «спасибо». Вон как раз и сама Марфа Васильевна появилась. Рядом с ней шел хмурый Шуйский, злобно зыркающий на всех из-под бровей. Она радостно улыбнулась, когда увидела нас с Годуновым. Я чуть кивнул в ответ.
Она ничем не ответила, но её взгляд был гораздо громче иных криков. Они с Шуйским прошли дальше и уселись в первых рядах, словно для Шуйского было важно подчеркнуть своё первенство всегда и везде.
Примерно также рассуждали и Романов с Бельским, которые устроились чуть ли не рядом с Шуйским и Собакиной. На меня они не обратили ровным счётом никакого внимания, я тоже сделал вид, что не знаком с этими какашками.
Бесстужева и Карамзина прибыли вовремя. Они поблагодарили Годунова за то, что тот занял места. Бесстужева скользнула по мне насмешливым взглядом победительницы. Я же подмигнул в ответ. Да уж, соблазнительница начала думать, что царевич у неё уже в кармане. Как всё-таки предсказуемы дворянские дочки…
Курбский приветливо помахал нам рукой, сидя немного в стороне. Я помахал в ответ и кивнул на вытянутый вверх большой палец. С этим князем мы явно найдём общий язык.
Когда все собрались, началась торжественная часть. На сцену вышли преподаватели, а следом вышел и ректор училища, сорокалетний мужчина с напрочь выбеленными сединой висками.
Вперёд вышел самый старейший преподаватель Царского училища. Под его руководством обучилась не одна тысяча доблестных воинов. Он вздохнул, обвел зал слезящимися глазами, а потом откашлялся и неожиданно молодым голосом поприветствовал всех присутствующих. Нестройный хор приветствий был ему ответом. Дальше прозвучала речь, в которой была подчеркнута важность службы Отечеству. Причем важность была как у пехоты — рыцарей полей, так и у кавалерии — крылатых всадников. В любом отделении нужно служить, не жалея своей жизни. После преподаватель освободил место.
Встав за трибуну, ректор сказал, что на основе рекомендаций, а также по данным из школ и прочих учебных заведений каждый жилец будет направлен в то отделение, которое ему будет больше присуще. Если жилец откажется от отделения, то он будет отчислен, поскольку военная служба и военное обучение не терпят личных хотелок.
Все согласились с последним утверждением. После этого ректор начал читать имена. Названные поднимались с места, ректор говорил отделение. Названный кланялся и садился на место. Все больше хотели быть во всадниках, но сдерживали эмоции, если некоторых направляли в рыцари полей.
Шуйский оказался в крылатых всадниках. Даже ничем не выдал своего отношения к выбору. Собакина тоже оказалась в этом отделении. Карамзина, Бесстужева, Курбский… Да даже Романов с Бельским — все они оказались в крылатых всадниках!
Дошла моя очередь.
— Рюрикович, Иван Васильевич! — прозвучал голос ректора.
— Я! — встал я со своего места.
Ректор замялся, смотря внутрь папки. После этого он спросил:
— А вы вместе с Годуновым, Борисом Фёдоровичем поступаете?
— Так точно! — отчеканил я.
— Не могли бы вы подойти?
Вот это предложение было странным. Нас должны были назвать, направить и потом бы мы сели. Что-то не так?
Я кивнул Борису, тот растерянно посмотрел на меня. После этого мы двинулись к сцене. Выйдя на постамент, приблизились к ректору. Тот почему-то нахмурился. После этого произнес:
— Рюрикович Иван Васильевич и Годунов Борис Фёдорович…
В это время залетевшая с улицы муха села мне на нос и мне пришлось в нарушение субординации взмахнуть рукой, сгоняя её с аэродрома. Чуть звякнул браслет мальчишки, которого мы спасли от молниевичков. Митя его кажется звали.
Ректор вздрогнул, как будто я замахнулся на него. Его взгляд приковался к браслету. После этого он спросил:
— Позвольте поинтересоваться — откуда у вас это?
— Это? — я поднял руку, показывая браслет. — Один мальчик подарил. В благодарность за спасение…
— Так это вы… — глухо проговорил ректор.
Он опустил взгляд на папку, потом вздохнул, скомкал лежащий там лист бумаги и произнес:
— Рюрикович Иван Васильевич и Годунов Борис Фёдорович приняты в царскую кавалерию. Добро пожаловать в крылатые всадники, сынки!
— Служу Отечеству! — гаркнули мы с Годуновым почти одновременно.
— Служите, — кивнул ректор, а потом мягко улыбнулся. — И спасибо за сына и жену, Иван Васильевич…
